— И, естественно, наша беседа началась с вопроса, когда авторы в последний раз встречались со своим героем?
Марина Завада: Евгений Максимович почти до самого ухода из жизни мужественно работал. Продолжал приезжать в ЦМТ, в свой небольшой, но респектабельный кабинет клуба «Меркурий» с табличкой на дверях: «Академик Е.М Примаков». Мы тогда писали книгу о Белле Ахмадулиной. Прилетели из Франции, где в этой связи встречались с Мариной Влади и Михаилом Шемякиным. Позвонили Примакову спросить, как здоровье, дела, а он пригласил к себе, чтобы узнать о поездке. Всегда расспрашивал о готовящейся книге. А Мариной Влади он интересовался как, наверное, все мужчины страны. Евгений Максимович был настоящим мужчиной. Это проявлялось во всем. И в том, как однажды заметил нам: «Я никому специально не стараюсь понравиться. Только женщинам». И в том, что был не способен на любое предательство, отважен, не раз в своей жизни осознанно шел на риск. И в том, что никогда ни себя, ни близких, ни друзей не давал в обиду. «Сдачу даю. Не лишаю себя этого удовольствия». В молодости мог и кулаком врезать... Так было, когда как-то «задели» Лауру — его первую жену. Это отчасти такой «грузинский след». Примаков вырос в Тбилиси, мама допоздна работала, он много времени проводил на улице. Но та дворовая компания дала стране много знаменитых имен. В частности, режиссера Льва Кулиджанова...
— А после Тбилиси было военно-морское училище в Баку?
Юрий Куликов: Примаков обожал море. Мечтал стать военным моряком, однако по здоровью вынужден был уйти из училища. К слову, в Баку учился с будущим известным дипломатом, его большим другом послом Юлием Воронцовым. Такая деталь. Когда Евгений Максимович возглавил СВР, ему собирались дать звание генерал-полковника. Он отказался. Позже жена, Ирина Борисовна, пошутила, что, если бы предложили «адмирала», не нашел бы в себе сил отказаться. Но в действительности причина отказа была другая. Примаков считал нескромным хватать «звезды» в то время, как опытные офицеры годами ждали повышения в звании. Это было бы некорректно. К тому же, по его словам, «стал бы генералом, никто бы не вспомнил, что я — академик». А из всех регалий для Примакова это было самым важным. Он очень ценил науку. Был интеллектуалом. На памятнике на Новодевичьем лаконичная надпись: «Академик Евгений Максимович Примаков».
— Он же академиком стал по отделению не истории, а экономики?
М.З.: Примаков — доктор экономических наук. Причем не только теоретик, но и показавший себя на деле практик. Недаром Андрей Илларионов, известный своей язвительной нетерпимостью, по поводу премьерства Примакова заметил: «Экономическая политика, проводившаяся в тот период, оказалась наилучшей за несколько десятилетий». И Александр Шохин сказал нам: «В Примакове сильно государственническое начало. Но его правительство по факту оказалось одним из самых либеральных российских правительств».
— Кого Примаков считал своими учениками?
Ю.К.: Прямо об этом нам он никогда не говорил. Но ведь понятие «ученик» сложное. Не обязательно это те, кто смотрит вам в рот и все за вами записывает. Возьмите Сергея Лаврова. Матерый дипломат с солидным весом в мировых сферах. Примаков ни разу важно не обмолвился, что тот ему в профессиональном плане чем-то обязан. Но мы были вместе на 80-летии Евгения Максимовича, и Лавров, выступая, не стесняясь, эмоционально и достаточно долго говорил о том, как многому он научился у Примакова. Кстати, в свое время тот, будучи министром иностранных дел, предложил Лаврову, который работал в Нью-Йорке в ООН, стать послом России в Штатах. Лавров отказался по личным причинам. И Примаков его понял. Человеческие мотивы всегда находили у него отклик.
М.З.: Да, слова «учитель-ученик» у Примакова как-то не звучали. Пафоса не любил, тщеславия. Гордость, самоуважение — да, но лести, курения фимиама не выносил. Был для них слишком ироничен. Самоироничен. Говорил: даже государства не выдерживают коленопреклонения перед лидерами. Уже являясь умудренным политиком, не стеснялся изучать что-то новое. В СВР, скажем, погрузился в специфические нюансы разведки. Профессионалы — Трубников, Кирпиченко, Лебедев были дня него безусловными авторитетами.
— И все-таки, по вашему мнению, кто оказал на Евгения Максимовича заметное влияние?
Ю.К.: Как всякий умный человек Примаков не был застывшим, статичным, в течение жизни он развивался, в чем-то менялся. Под влиянием ли обстоятельств, людей. Конечно, людей. Трудно кого-то выделить. И стоит ли? Сам Евгений Максимович любил вспоминать слова своего близкого друга — тоже тбилиссца Льва Оникова, который, когда в компании кто-то произносил тост за ушедших, замечал: «Не надо называть имен. Потому что те, кого мы забудем упомянуть, останутся на том свете с пустыми чашами».
— Ну, а по характеру Примаков был жесткий, мягкий. Каким он был?
М.З.: Евгений Максимович не был ни жестким, ни мягким. Он мог проявить и то, и другое качество. Но — адекватно ситуации, уместно. Здравомыслие, взвешенность были его достоинствами. Мог с горечью признать свои ошибки, вину, если понял, что неправ. Как-то в разговоре с нами сослался на Герцена, который в «Былом и думах», размышляя о холодной выдержке Николая I, написал, что непоколебимая твердость в раз и навсегда определенных для себя истинах свойственна натурам рядовым, мелким. И от себя добавил: ограниченным. Чем-чем, а заурядностью Евгений Максимович не страдал. И коли зашла речь о Герцене, добавлю: Примаков очень много читал. В основном историческую литературу. Любил возвращаться к мемуарам Сергея Витте. Особенно в период премьерства.
— Он был противоречивой натурой?
М.З.: Мне кажется, нет, он скорее был цельным. Глубоким, много думающим, много анализирующим. Противоречия его не раздирали. Хотя, вы знаете, в жизни Евгения Максимовича были страшные трагедии: смерть безумно любимого взрослого сына, жены. В памяти остались слова: «Кто вам сказал, что я нахожусь в гармонии? Вы полагаете, в моем внутреннем мире не бывает смятения, постоянно царят согласие и покой? Так происходит только у ангелов. А я далеко не ангел».
— Примаков и Путин. Как они относились друг к другу? Известно, что Путин ценил отказ Примакова пойти на президентские выборы 2000.
М.З.: Что касается отношения Путина к Евгению Максимовичу, то будь Евгений Максимович жив, он бы, наверное, ответил, как всегда отвечал в подобных случаях: это надо у Путина спрашивать. Сам же Примаков за многие вещи Путина уважал. У Евгения Максимовича была еще одна замечательная черта: он — благодарный человек. Когда Примакова сняли с поста премьер-министра, Путин вместе с коллегией ФСБ, которую возглавлял, приехал к нему на дачу. И хотя Примаков не был раздавлен отставкой, душевные слова, звучавшие за столом в этот вечер, скрасили ему разочарование. Позже Путин, по оценке Примакова, проявил независимость, появившись на его семидесятилетии, названном кем-то опальным. Ведь его тогда немало предавали.
Ю.К.: Позднее Евгений Максимович выполнял разные конфиденциальные миссии по поручению Путина. Летал в Ирак, на Балканы. Между прочим, и Ельцин почти до последнего Примакову доверял. Например, когда Евгений Максимович в качестве премьера летал в Югославию, президент позволил ему взять с собой министра обороны, министра иностранных дел, директора СВР, начальника ГРУ. Не будь он в Примакове уверен, разве разрешил бы собрать вместе такую компанию силовиков? Тем более — за границей. Мало ли о чем они бы договорились...
— Почему Примаков отказался выставляться в 2000-м году в качестве президента? Он ведь имел шанс.
М.З.: Определенно вначале имел. В принципе он говорил, что не хотел быть президентом. И возглавил «Отечество — Вся Россия» только для того, чтобы у этого блока было больше голосов.
Ю.К.: Примакова убедили во время предвыборной кампании в Госдуму объявить о том, что будет выдвигаться в президенты. Дескать, это поднимет рейтинг «Отечества». Но, по его словам, он не собирался реально выдвигаться. А уж после того, как ОВР не дали выиграть думские выборы, «устроили цирк с мизерными процентами», Примаков публично отказался участвовать в президентскoй гонке. Заявил, что нашему обществу далеко до гражданского облика и истинной демократии. Главным образом на отказ от борьбы повлияло то, что стать президентом «не являлось моей идеей». И, конечно, меньше всего держал в голове мысль отомстить Ельцину.
— А он никогда не жалел, что согласился быть премьером?
М.З.: Жалел, очень жалел. Своеобразным ответом на ваш вопрос можно считать слова Примакова о том, почему его не прельщала перспектива стать президентом: «Всякое безумство должно иметь пределы. Я исчерпал свое, согласившись на премьерство». А в преддверии голосования в Думе произнес: «Не знаю, что для меня лично лучше — проголосуете вы за меня как за главу правительства или нет».
— Он вспоминал Маслюкова? Это был для него значимый человек?
М.З.: Примаков вообще говорил, что, если правительство сделало что-то значимое, это заслуга не лично его, а всего кабинета. В команде выделял Маслюкова, Кулика, министра финансов Задорнова... Уже упоминавшийся Александр Шохин должен был стать вице-премьером, но отказался. Потом, уже руководя РСПП, весьма забавно рассказывал нам о том, что понимал: ссориться с Примаковым опасно — махина, на 80-90 процентов следующий президент. «Но чем я рисковал? Не было ни малейшего опасения, что Примаков, став президентом, еще покажет мне кузькину мать». Это к вопросу о незлопамятности Евгения Максимовича. Сведение счетов явно было не по его части.
— Евгений Максимович не был снобом?
Ю.К.: Он не делил людей на тех, кто принадлежит к его кругу, и на всех остальных. И дорожил достойными людьми. Примеров масса. Вот лишь один. Однажды во время войны в зоне Персидского залива полетел в Багдад вместе с одним из своих «прикрепленных» — Николаем Савиновым. Жара, тяжелейшая поездка. А по возвращению «свое» начальство приказало Савинову принять участие в тренировке — пробежать 10 километров на лыжах. Пробежал и — умер. Прошло больше двух десятилетий. И все эти годы 20 февраля Евгений Максимович ходил на могилу человека, которого называл изумительным...
— Политическое наследие Примакова существует?
Ю.К.: Безусловно. Однако востребовано ли оно? Надеюсь, да. Примаков — государственник. Но одновременно он и рыночник, всегда выступал против идеи «все национализировать». Когда стал премьером, его подталкивали к национализации. В 1998-м отчаяние людей было так велико, что подобная популистская мера в измученной дефолтом стране работала бы на его реноме. Примаков на национализацию не пошел. Отметал саму мысль о ней. И не хотел таким способом поднимать свой рейтинг, набирать очки. Его принципиальная позиция: в экономике не должна преобладать государственная собственность. При этом интересы страны, как он их понимал, отстаивал до конца. Сегодня на «Примаковских чтениях» много говорят о вкладе Евгения Максимовича в госуправление, в международные отношения... Мне представляется, Примаков символизирует направление спокойного консерватизма в политике.
