Он был Мастер, учитель, глыбина: сенатор Косачев о Евгении Примакове
В четверг, 26 июня, исполняется 10 лет со дня смерти Евгения Максимовича Примакова — шефа российской разведки и дипломатии, главы правительства, вошедшего в историю 90-х своим «разворотом над Атлантикой». Примаков первым публично отрекся от проамериканского курса, которым тогда шла Россия. Вице-спикер Совета Федерации Константин Косачев в момент «разворота» был помощником Примакова и в колонке для NEWS.ru шаг за шагом вспоминает, как совершался тот легендарный маневр.
«Примаков для меня остался Учителем»
Я бы обозначил свои отношения с этим выдающимся человеком и государственным деятелем — в полном смысле этого слова — как отношения ученика и Учителя. Думаю, так могли бы сказать очень многие из тех, кому довелось с ним работать на самых разных поприщах. Причем дело часто не в возрасте или профессиональном опыте, а в масштабе личности.
Как это часто бывает, подлинно масштабные люди не пытаются давить своей масштабностью окружающих. Он был вполне скромен, доступен, открыт к разговору на самом разном уровне. Но при этом ты постоянно ощущал, что перед тобой, как говорил классик, «глыбина» — человек огромного интеллекта и знаний в очень разных сферах государственной, научной и культурной жизни.
Его ровное и сдержанное отношение к партнерам, коллегам и подчиненным не мешало ему твердо отстаивать свои принципы. Он был, например, единственным, кто на знаменитой XIX партконференции КПСС в 1988 году выступил против так называемой антиалкогольной кампании, которая осуществлялась чисто административными мерами и привела к плачевным результатам в экономике. А ведь это был период, когда открыто выступать против мнения высшего руководства государства позволяли себе еще очень немногие.
А для меня он так навсегда и остался в памяти Учителем. Мастером.
Как «разворот над Атлантикой» вошел в историю
Было немало таких характерных случаев, когда Евгений Максимович проявлял самые разные грани своих талантов, удивительные личные качества, способность принимать решения и «брать огонь на себя».
Но, разумеется, самым памятным остается эпизод, который уже вошел в мировую историю как знаменитый «разворот над Атлантикой». Я был в то время помощником Примакова в его должности председателя правительства РФ и потому хорошо помню все детали тех событий.
22 марта 1999 года мне позвонил помощник вице-президента США Ферт и надиктовал для передачи Евгению Максимовичу текст, в котором говорилось, что предстоящий визит Примакова считают очень важным, но он будет проходить на фоне острой ситуации вокруг Косово.
Одновременно в Белграде проходила встреча американского представителя Ричарда Холбрука с президентом Югославии Слободаном Милошевичем. И американцы дали понять: если там не будет нужных им результатов, «всю полноту ответственности за последствия, включая проведение военной операции», дескать, будет нести именно Милошевич.
«Главное, чтобы Е. М. Примаков понимал серьезность ситуации и чтобы возможные действия американской стороны не явились для него сюрпризом», — говорилось в телефонограмме. При этом Ферт от себя добавил, что эта информация «ни в коем случае не означает совета Примакову отменить свою поездку».
Я передал текст сообщения Евгению Максимовичу в присутствии министра иностранных дел Игоря Иванова и директора СВР Вячеслава Трубникова. С одобрения присутствующих Примаков надиктовал ответ, в котором отметил важность визита в США, но предупредил, что если Вашингтон все же пойдет на военную акцию против Югославии, то ему не останется ничего иного, как прервать свой визит.
В 21:00 по московскому времени позвонил вице-президент США Альберт Гор, который сообщил, что силовые удары по Югославии неминуемы. Примаков ответил: «Считаю, что вы делаете огромную ошибку. Причем это касается не только наших отношений. <…> В условиях, когда <…> удары по Югославии неминуемы, я, разумеется, прилететь не могу. <…> Сожалею, что своими действиями вы ставите под удар все, что наработано и в отношениях между Россией и НАТО».
После этого Евгений Максимович собрал всех нас, находившихся вместе с ним в самолете (а в делегацию входили не только помощники и «аппаратчики», но и губернаторы, министры, бизнесмены), и спросил о том, одобряют ли они принятое решение возвращаться домой. И только после получения общей поддержки было дано указание на исторический разворот.
Да, в такой исторический момент он принял важнейшее решение, в полной мере осознавая его последствия, но при этом считал очень важным выслушать мнение тех, кому он доверял. В этом, мне кажется, — весь Евгений Максимович.
Примаков — универсальный профессионал
Трудно выделить в характере Примакова и образе какие-то отдельные черты — настолько цельной личностью он был. В нем все было органично и на своем месте.
Прежде всего я бы отметил его универсализм. Он был профессионалом и нашел себя в самых разных сферах: в журналистике, науке, дипломатии, политике, разведке. С трудом могу себе представить кого-либо еще в столь разных ипостасях. Но он не просто приходил на тот или иной государственный пост, а неизменно вносил что-то свое, приносил огромную пользу в очень непростые периоды отечественной истории.
Многие расценили, например, как неожиданность его приход в разведку. Президент СССР Михаил Горбачёв доверил именно Примакову возглавить СВР. В итоге Евгений Максимович стал, по сути, единственным советским начальником столь высокого ранга, сохранившим пост в новой России, поскольку возглавлял это ведомство вплоть до 1996 года.
Думаю, определенная настороженность была сначала и у самих разведчиков. Ведь отношение к спецслужбам и в обществе, и в руководстве страны было в тот период достаточно скептическим. Но Примаков сумел убедить профессионалов, что он пришел с целью сохранить и помочь. Он сам говорил: «Я старался сохранить разведку, приспособив ее к новым условиям и потребностям. Важно было сохранить кадры. Это было оценено профессионалами».
Как вспоминал потом генерал-майор СВР в отставке Юрий Кобаладзе: «Если бы не Примаков, разведку могли и вовсе расформировать, такие предложения были. Но победили авторитет, знания, мудрость Примакова, его видение долгосрочных интересов страны».
Лично мне он действительно многое дал и как политик, и как наставник, и как друг, к коим смею себя причислять. Вспоминаю такой эпизод. В 2000 году Примаков возглавлял думскую фракцию «Отечество — Вся Россия». Владимир Путин, занявший высший пост в Российской Федерации, решил встретиться с активом фракции.
Евгений Максимович предварительно собрал всех и предложил каждому подумать над тем, с чем фракции нужно идти к президенту. После внимательного ознакомления с предложениями коллег он сказал: «Вы изложили действительно важные темы, но чего именно вы ожидаете от президента России? Чтобы он поручил администрации проанализировать проблему, а потом ей же поручил подумать, как ее решать?» По мнению Примакова, мы должны не просто обозначить проблему, а сами предложить оптимальный способ ее решения. Чтобы президент не только воспринял проблему, но и одобрил предлагаемый нами способ ее решения. Вот тогда это государственный подход.
Могу сказать, что с тех пор я навсегда взял для себя за правило — нужно не жаловаться на проблемы, не просто демонстрировать руководству страны свою осведомленность о существующих трудностях, но всегда предлагать выход из любого сложного положения.
Примаков был не оракулом, а ученым. Не гадал, а предлагал алгоритм и стратегию действий, точки опоры и векторы развития. Но это был еще и творческий, в чем-то даже страстный человек, о чем говорят строки стихов Евгения Максимовича на памятнике ему на Новодевичьем кладбище:
Я твердо все решил:
Быть до конца в упряжке,
Пока не выдохнусь, пока не упаду.
И если станет нестерпимо тяжко,
То и тогда с дороги не сойду.
Читайте также:
Дипломат и чекист спасают мир: кто представит РФ на переговорах по Украине
Дипломатический вундеркинд и учитель Путина: чем уникален Громыко
