Обсуждение поправок в Конституцию РФ подходит к завершению. После внесения президентом последних предложений в Государственную думу (которые вряд ли будут отвергнуты) стала окончательно понятна цель всей конституционной кампании.
Но прежде рассмотрим последние новации из Кремля. Есть известная мудрость о том, что в содержательном тексте словам должно быть тесно, а мыслям — просторно. После нынешних дополнений основной закон страны всё сильнее отходит от этого афоризма, становясь всё более декларативным и многословным и, как следствие, бессодержательным документом.
Так, очень много в поправках совсем не нужных в тексте Основного закона, который должен быть лаконичным, декларативных уточнений: «сохранение уникального природного и биологического разнообразия страны, формирование в обществе ответственного отношения к животным», «меры по поддержке институтов гражданского общества», «реализация принципов социального партнёрства», «условия для развития системы экологического образования граждан» и т.п.
Бросается в глаза навязчивое повторение слов про запрещение «открывать счета и иметь счета (вклады), хранить наличные денежные средства и ценности в иностранных банках, расположенных за пределами территории Российской Федерации», введённое для высших чиновников. Зачем упоминать об этом в тексте высшего закона, не очень понятно, если только не помнить про пропагандистскую составляющую всей кампании. Но даже и в таком контексте не оставляет ощущение ловкой недоговорённости. Допустим, открывать счетах в швейцарских банках нельзя. А хранить наличку в тамошних сейфах? А главное, можно ли иметь в условной Швейцарии недвижимость? Автомобили? Акции тамошних компаний? И почему можно обладать домом и землёй за границей, но нельзя вкладом в банке? А если иностранный банк располагает филиалом в РФ, в нём можно открывать счёт? А разрешено ли упомянутым лицам посылать детей учиться за рубеж?
Да и вообще, в эпоху интернет-переводов, виртуализации денежных расчётов говорить о возможности жёсткой привязки финансов к той или иной стране не приходится. Таким образом, грозно звучащие слова из поправок о «запрещении» на деле выглядят каким-то обманом. Требованиями о цензе осёдлости и об отсутствии вкладов, думается, отсекаются «ненужные» участники избирательных кампаний, в первую очередь — из числа бизнеса и эмигрантов. Иного смысла, кроме, конечно, пропагандистского, в этом не усматривается.
Вводится возрастной ценз — тридцать лет — для желающих стать министрами, губернаторами и сенаторами (теперь появляется официально и этот термин). Обычно возрастных ограничений для не избираемых чиновников не устанавливают, почему потребовалась оговорка насчёт членов федерального правительства, непонятно. Какая может быть трагедия, если, допустим, министра по делам молодёжи назначат в возрасте 28 лет?
Также неясно, отчего в Думу отныне можно избираться с 21 года, а становиться сенатором (чуть не написал по привычке «членом Совета Федерации») — только с 30? Это, видимо, скопировано из американской практики, где есть разница — 25 лет для конгрессменов и 30 для сенаторов. Но авторы не учли, что в российских реалиях у депутатов Думы гораздо больше значения, чем у совсем безвластных сенаторов.
Декларативная поправка про парламентский контроль и вовсе забавна. В исходном тексте Конституции существовала Счётная палата, которая наполовину формировалась Думой, наполовину — Советом Федерации, безо всякого участия исполнительной власти. Депутаты несколько лет учились договариваться, искать компромисс, предлагая кандидатуры председателя и его заместителя, а также аудиторов Счётной палаты. Это была реальная школа демократии. После прихода Владимира Путина к власти у и без того почти лишённых реальных полномочий депутатов отобрали и это куцее право, и отныне всё руководство контрольного парламентского органа назначается президентом, от парламентариев требуется лишь «согласие».
А вот насчёт того, будет ли парламент иметь право проводить расследования, создавать соответствующие комиссии, на которые ни один чиновник не будет иметь права не прийти и не дать ответы на вопросы парламентариев, совершенно неясно.
Что касается пресловутых и многократно обсмеянных в СМИ упоминаний бога, «брака как союза мужчины и женщины», «защиты исторической правды» и т. д., то здесь, напротив, всё понятно и ясно: к концу своего пребывания у власти Владимир Путин может позволить себе открыто продекларировать «консервативный триумфализм», благо таковой вполне совпадает с ожиданиями большинства населения.
Вот этот «консервативный триумфализм» и должен, видимо, лечь в основу идеологии перехода власти, о котором сегодня все заботы Кремля. Введение социальных гарантий и декларативных обещаний в Конституцию из серии «всем сёстрам по серьгам» призвано обеспечить наиболее плавный «транзит», создавая атмосферу всенародного участия и одобрения на первом этапе подготовки операции «Наследник». А уже содержательные поправки (о Госсовете, например) должны решить вопрос о том, как создать систему гарантий для уходящего президента, чтобы в случае неожиданностей «поправить» преемника.
Во всей этой кампании огорчает одно — конституция, по-хорошему, должна быть документом на века, и ни в коем случае не служить сиюминутным политическим целям. Вспомним основной закон США — он принят ещё в конце XVIII века, и с тех пор в него внесено менее тридцати поправок, причём первые десять («Билль о правах») — через несколько лет после принятия. При этом надо учитывать, что все поправки не меняли ранее написанного, а только дополняли и уточняли его. У нас же с самого начала Конституция служила оружием для политической борьбы и решения текущих задач, начиная с утверждения единовластия Бориса Ельцина. Оттого и отношение к ней по принципу «бумага всё стерпит», и лёгкость в мыслях необыкновенная при переписывании Основного закона.
