История повторяется с занудной регулярностью. 108 лет назад, в 1912 году, в России на Ленских золотых приисках случился крупный трудовой конфликт, завершившийся 17 апреля расстрелом рабочих, которых погибло, по различным подсчётам, от 150 до 270 человек. В то время этот район бурлил от предпринимательской активности золотодобытчиков. На Лену съехались тысячи и тысячи рабочих в ожидании хороших заработков. Но условия труда и жизни оказались тяжёлыми, администрация приисков не хотела идти на компромисс, и всё закончилось трагедией, привлекшей внимание всей России и ставшей крупнейшим конфликтом между трудом и капиталом в истории до 1917 года.
Теперь в этот же самый месяц, в том же самом месте, которое ныне называется Ленский улус Якутии и где расположено Чаяндинское нефтегазоконденсатное месторождение, активно разрабатываемое «Газпромом», снова возник трудовой конфликт. Вахтовики, которых здесь более десяти тысяч, недовольны, как и в начале прошлого века, ни питанием, ни условиями проживания, ни тем, как осуществляется их защита от коронавируса. Они митингуют, направляют обращения к властям, расходящиеся моментально в Интернете.
Эпидемия COVID-19 подстегнула в России трудовые споры и недовольство людей. Практически одновременно с Якутией в Москве, в знаменитой больнице в Коммунарке случился скандал — бывшая медсестра обвинила администрацию в невыполнении обещаний, в результате чего сложились невыносимые условия труда, из-за которых идёт массовое увольнение персонала. Главврач, правда, опроверг обвинения, тем не менее негативный резонанс оказался довольно громким.
В этот же ряд укладывается скандальная картина с массовым заражением рабочих-вахтовиков в Мурманской области, занятых на строительстве Центра строительства крупнотоннажных морских сооружений в Белокаменке. Число заражённых достигает, по последним сведениям, 922 человек. Пандемия характеризуется пагубным влиянием на экономику, а это, в свою очередь, порождает ухудшение социального самочувствия. Люди теряют работу, теряют деньги, у них возникают непредвиденные трудности, связанные с инфекцией.
Россия после 90-х годов практически не знала на протяжении 20 лет крупных трудовых споров. Какие-то конфликтные ситуации, конечно, возникали, но всегда имели местный характер и быстро разрешались, не перетекая в нечто затянувшееся. Рабочий класс с закрытием заводов и фабрик резко сократил свою численность. На оставшиеся предприятия либо на открывающиеся новые — как в Мурманске и Якутии, приходят люди с иным менталитетом, чем классические рабочие. Часто это вахтовики — люди, ориентированные на временные, но относительно крупные заработки, не проживающие постоянно в местах работы, согласные терпеть неудобства. Это касается добывающих отраслей, строительства. Профсоюзов, как правило, в таких местах нет, а даже если где-то и есть, то, как правило, они не играют никакой реальной роли, как и на старых предприятиях, и находятся целиком под контролем администрации.
Да и трудящиеся на крупных предприятиях по месту жительства ныне уже лишены прежней классовой солидарности. Они разобщены, не доверяют друг другу, боятся потерять место, а потому забастовщики из них плохие. Вытеснение гастарбайтерами трудящихся на стройках и в ЖКХ также имеет свою социальную цену: эти люди не готовы на борьбу за свои права, а если где-то и вспыхивают конфликты с их участием, то протестующие не имеют признанных вожаков и проигрывают начальству, за которым стоят и правоохранительные органы, и дорогие юристы. Но сегодня в России большую часть наёмного труда составляет так называемый «офисный планктон», а это вообще плохой материал для организованной борьбы.
Однако события последних недель показывают, что не всё так однозначно в трудовой сфере, как казалось почти 20 лет. В момент резкого ухудшения ситуации люди начинают протестовать. Эти действия могут быть не на производстве, а в регионе в целом — как недавно в Северной Осетии. Но могут и быть привязанными к крупным трудовым коллективам.
В последнем случае людей объединяет общность целей и задач, чувство локтя. Если условия проживания у вахтовиков плохие, то это касается всех, понятно, за что надлежит бороться и от кого требовать. Если в больнице низкая оплата труда, то опять-таки медсестры испытывают это на себе коллективно. При этом что отличает нынешнюю ситуацию от предыдущего времени: если раньше человек мог уволиться в случае обмана и найти работу в другом месте, то сегодня возможности для этого резко сужаются, что и обостряет противостояние.
Отметим такую важную особенность: места крупных скоплений работающих людей потенциально чреваты быстрым массовым заражением в случае инфекции. И в Якутии, и в Мурманске произошло именно так. То, что работа на объектах не была прекращена, и привело к подобному исходу.
Но губернаторы сами являются заложниками ситуации и постоянно должны делать выбор между плохим и очень плохим. С одной стороны, они понимают все инфекционные риски в больших коллективах, с другой — также понимают последствия для экономики регионов от закрытия строек и добычи полезных ископаемых либо иных крупных предприятий. Более того, те же рабочие вполне могут взбунтоваться в случае приостановки работы. Глава региона должен пройти между Сциллой и Харибдой.
Государство же пока упорно демонстрирует неготовность оплачивать людям потери от временной приостановки работы, переадресуя эту задачу частным компаниям. И только бюджетники могут рассчитывать на поддержку бюджета напрямую. Но при этом в той же Москве неработающие школы означают отказ от услуг фирм по уборке и по обеспечению питанием, а это десятки тысяч человек.
Сырьевая модель экономики, сложившаяся в России, сегодня подвергается суровым испытаниям: спрос на топливо падает, равно как и на другие ресурсы. Одно влечёт за собой другое, если сырьё не нужно вывозить, простаивает транспорт, что, в свою очередь, ещё больше снижает потребность в бензине и солярке. Авиационный сектор фактически на приколе, что означает отсутствие работы не только для летного и технического состава, но и для всей инфраструктуры аэропортов, для поставщиков топлива.
Подобная картина является «питательным бульоном» не просто для стихийного недовольства населения, но и для складывания структур, которые могут его возглавить. Забытые трудовые конфликты приобретают актуальность. Вспомним «Солидарность» Леха Валенсы или шахтёрские забастовки конца 80-х и 1998 года — они случились именно во времена ухудшения ситуации. Поэтому усилия Кремля должны быть направлены не только на точечные решения, но и на переосмысление основ занятости в России. Прежняя благостная ситуация закончена. Надлежит серьёзно вмешиваться в отношения труда и капитала и принимать принципиальные решения.
