Актриса Мария Голубкина рассказала в интервью NEWS.ru о своей новой роли следователя в сериале «Обоюдное согласие» (премьера в онлайн-кинотеатре KION 18 марта), возвращении в кино режиссёра Валерии Гай Германики и объяснила, почему не хочет работать в репертуарных театрах за зарплату в 30 тысяч рублей. По её мнению, театры давно пора перевести на самоокупаемость, оставив госдотации только для пяти из них.
— Расскажите о сериале «Обоюдное согласие». Из трейлера ясно только то, что в центре сюжета изнасилование школьной учительницы.
— Когда Льва Толстого спросили, о чём «Война и мир», он ответил: «Читайте — там всё написано». Я не Лев Толстой, но бываю обескуражена, когда работа сделана и надо пересказать. Зачем? Кто посмотрит, тот увидит. Я играю следователя прокуратуры.
— Это ваш первый опыт съёмки для онлайн-кинотеатра. Съёмки для платформы отличаются от съёмок в полнометражном кино и телесериалах?
— Процесс съёмок совершено не отличается, всё то же самое. Другое дело, что для зрителя онлайн-кинотеатр — это очень удобно: много проектов в одном пространстве и есть выбор. Если фильм понравился, можно пересмотреть. И очень достойные работы, как я заметила.
— Проект снимали в Москве и в Крыму. Вас что-то связывает с полуостровом?
— Крым, на мой взгляд, — идеальная площадка для кино, просто мечта.
А для меня Крым — это ещё и часть моего детства. Там жил дядя Володя — двоюродный брат моей матери. Он служил на мысе Сарыч, был командиром военного корабля. А его жена Альбина работала главврачом санэпидемстанции Севастополя. Дядя Володя не дожил до 2014 года, к сожалению. Он был бы счастлив.
— Режиссёром «Обоюдного согласия» выступила Валерия Гай Германика. В чём её уникальность?
— Валерию я знаю несколько лет, бывала у неё на днях рождения, на свадьбе. Но не доводилось с ней работать. Хотя я в силу опыта и внимательности понимала, какой она режиссёр. Её уважают. И не только на съёмочной площадке. Уважают — это значит не только прислушиваются, но и доверяют. Она очень точно ставит задачи, добиваясь максимальной правды в кадре. Той правды, на которую смотреть интересно. Как говорила наш педагог (Мария окончила Театральный институт имени Б. Щукина. — NEWS.ru): «Нужна не правдёнка!» У Валерии не «правдёнка», а правда.
— После громких и успешных проектов — «Школа», «Все умрут, а я останусь», «Краткий курс счастливой жизни» — в карьере Валерии был длительный перерыв. Куда она исчезала?
— Во-первых, она многодетная мама, у неё трое детей. Во-вторых, видимо, копила силы, взрыв творческий.
— У вас тоже не было в кино ролей около двух лет. Почему?
— За всю мою жизнь у меня то есть роли в кино, то нет. Куда-то взяли, где-то не утвердили. Не знаю почему. Не от меня зависит. Моя основная работа всё-таки в театре, там на хлеб насущный зарабатываю.
— Вы состояли в штате Театра сатиры, театра имени А.С.Пушкина, а затем ушли. Не было желания вернуться?
— Я за 30 тысяч рублей в месяц не работаю.
Те, кто работает в репертуарном театре, получают в среднем 30 тысяч рублей. За исключением буквально нескольких артистов, которые, как правило, занимают не только актёрские должности.
Поэтому я считаю всех, кто работает в репертуарном театре, подозрительными людьми. (Смеётся.)
Как-то я спросила одну бывшую однокурсницу — очень хорошую и сейчас довольно известную актрису, — зачем она работает в репертуарном театре. Я знаю, что её зарплата в ведущем коллективе составляет 40 тысяч рублей. Говорю: «Нянька ребёнка сколько у тебя получает?» Оказалось, 70 тысяч. На вопрос, где берёт разницу, она не ответила. Зато сказала мне: «Ну, ты-то можешь себе позволить не работать в репертуарном театре, а мне нужна стабильность». Это такой склад характера.
Я в два раза больше зарабатываю за один спектакль, чем в театре в месяц. Волка ноги кормят — актёра тоже.
— А вы не боялись потерять стабильность, когда уходили из репертуарного театра?
— Как можно бояться потерять 30 тысяч рублей, объясните?
Причём ладно бы за идею работать, но ведь даже идеи нет. Хамство и унижение постоянное. В репертуарном театре артиста никто не ценит и не уважает. Вы посмотрите, что у Олега Меньшикова (в театре имени Марии Ермоловой. — NEWS.ru) творится, во МХАТе, в «Современнике».
Я считаю, театры закрыть давно пора.
— Сейчас вы пошутили?
— Нет, не пошутила. Ладно, не закрыть — перевести на самоокупаемость. Сразу прекратятся все эти жалобы, что «негде взять хорошего худрука и хорошего директора». У нас в Москве — условно — 150 театров. Где вы возьмёте 150 Римасов Туминасов и столько же Кириллов Кроков? Пока есть Крок и Туминас — условно, — есть Вахтанговский театр, касса. Не будет Крока и Туминаса — не будет кассы.
Я считаю, что на госдотациях должны остаться Мариинка, Александринка, Большой и Малый театры, МХАТ — театры-музеи.
Остальным — самоокупаемость. А если гранты, то исключительно на конкурсной основе. Вот Константин Райкин, например, я считаю, достоин грантов. Уважаю его как личность и худрука: знает своё дело. Личность и должна получать гранты. Но возникает вопрос: а кто решает?
— В смысле, кто распределяет денежные средства?
— При чём тут распределение денежное? Мне не жалко денег. Мне жалко, что место занято каким-то планктоном. Зачем кормить водоросли в пруду? Чтобы засорять? Пусть вода будет чистая.
Не в деньгах дело. В честной конкуренции — да. Честная конкуренция будет в том случае, если волка будут кормить только ноги.
— Вы работаете исключительно в антрепризе?
— Да. Антреприза — абсолютно честное дело. Потому что никто не будет ходить к вам на спектакли, если спектакли, извините, дерьмо. Хороший спектакль — тот, на который зритель захочет прийти несколько раз. На хорошие всегда полный зал. При этом у нас ведь нет никаких страховок или дотаций, никто нам не помогает. Людей, которые работают в антрепризе, никакие обстоятельства не пугают.
Я считаю, что надо помогать антрепризе, развивать.
Потому что мы приезжаем в такие города, куда, как говорится, «не ступала нога». В том числе не ступала нога никакого начальства. А люди живут. И мы видим всё и можем даже передать, куда следует, что надо, например, водопровод починить.
Я страну очень хорошо знаю, объехала вдоль и поперёк всю — от Калининграда до Владивостока. И мне это нравится.
— Сейчас тоже гастролируете?
— Должны были лететь в Казахстан. Было продано 100% билетов, полный зал. Но случился какой-то сбой у их самолётов, и мы перенесли спектакль на несколько дней. Люди не сдают билеты, ждут нас.
— Вас огорчают последние события: рост курса доллара, цен в магазинах?
— Всему своё время. Сейчас, значит, такое. Есть спады и есть подъёмы. Если сегодня не так круто, как было раньше, это, наоборот, возможность начать сначала. Мы все в одном и том же положении, в одной стране живём.
— И выплывать будем вместе?
— Конечно, вместе. Всегда меньше обидно, когда коллективно.
— Кое-кто из артистов «оторвался от коллектива» и уехал после начала спецоперации на Украине в Израиль, США.
— Я вообще за свободное перемещение по миру, сама очень люблю путешествовать. Собственно, моя работа — это оплачиваемый туризм. То есть я еду на гастроли и мне ещё за это платят. А перед спектаклем на гастролях в музей могу сходить.
Не осуждаю уезжающих. Кто спонтанно уехал, те будут возвращаться. А те, кто осмысленно, целенаправленно и давно готовился — я знаю людей, которые давно купили себе недвижимость за рубежом, а значит, они хотели там жить, — это их путь.
Я не уезжаю и не планирую. Слишком сильна «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» (цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Два чувства дивно близки нам...». — NEWS.ru). К тому же моя работа — это русское слово, русский текст. То есть я могу, конечно, и на других языках изъясняться. Но только в нашей русской речи вижу тысячи смыслов, тогда как другой язык для меня — это просто слова.
Не представляю, как я смогла бы жить, к примеру, в Испании или Италии. Хотя мне очень нравится Италия. Но я родилась в России. Здесь всё моё, родное. Крым мой: моё детство, история моя и моей страны. А Италия — это итальянцев собственность. В гости съездить — поеду с удовольствием. По обмену опытом. Кулинарным особенно. А насовсем — нет. Я свой дом люблю.
— Вы некоторое время были в жюри КВН, но потом перестали судить игру. Не понравилось?
— Меня приглашали два или три раза. Кто-то из постоянных членов жюри был занят, попросили заменить. Позвали меня. Приятно, спасибо. После игры, правда, попеняли мне: «Не те оценки поставила, вот эта команда должна была выиграть, а ты её завалила». Я говорю: «Откуда я знала, какие надо? Я честно судила».
Я же правда не знала, что у них всё так серьёзно. Как на чемпионате мира по футболу. Дискуссии идут среди жюри! Они серьёзно этим занимаются, а я абсолютно дурак с мороза.
— Больше опыт в жюри КВН не планируете повторять?
— А больше и не приглашают.
