С началом спецоперации в России вырос спрос на протезы, в том числе бионические. Так, порядка 80% клиентов отечественной компании Steplife, где побывали корреспонденты NEWS.ru, — это ветераны СВО. Ее сотрудник Иван Щербаков и сам год назад вернулся с фронта, где потерял ногу. Теперь он помогает боевым товарищам вернуться к нормальной жизни. О том, как проходит процесс реабилитации инвалидов и можно ли полноценно жить с протезом ноги, Иван рассказал в интервью NEWS.ru.
— Иван, расскажите свою историю — как вы лишились ноги?
— Я доброволец, командир штурмового отделения. На фронт я пошел в конце 2022 года, а ноги лишился в 2023-м. Мы попали в засаду — назовем это так — на Луганском направлении. Нам поставили задачу взять высоту. Мы туда зашли, а там оказались разве что кусты — то есть полностью простреливаемая местность. Мы накинули маскировочную сетку, но тут каждые две минуты стали прилетать дроны.
Один — трехсотый (раненый. — NEWS.ru), второй — трехсотый. На третьей моей ходке за ребятами нога просто отлетает, и все. Я пробегал несколько раз, и было нормально. Мне кажется, меня вели [дроном].
— Страшно, наверное, было?
— А никто ничего даже не понял. Я обернулся, у своего взводного спрашиваю: «У меня нога на месте?» Он такой: «Ну, на месте». Я переспрашиваю: «А если серьезно?» В общем, нога висит. Взводный говорит: «Не пойду я к тебе». Я это и так понял, на автомат облокотился, и все. Единственным желанием на тот момент было — закурить.
Добрались до первой точки. Прибежали еще ребята с носилками, меня уже шесть человек одновременно тащат. Я тем временем переживаю, что столько народу может из-за меня погибнуть...
Оказываемся на точке эвакуации, приезжает БМП (боевая машина пехоты. — NEWS.ru), меня грузят. Дальше вертолет, грузовик — и вот я оказываюсь в Валуйках.
— А в Москве в итоге как оказались?
— Сначала первичная операция в Валуйках. Был вариант взять ножницы и отрезать ногу прямо там, на фронте, но я никому не дал этого сделать, кроме хирурга. А дальше [из Валуек] — в Белгород. Было огромное путешествие еще по многим городам — по всей России. Я долго лежал.
Привозят в одну больницу. Там сделали операцию, подшили, посмотрели — все нормально вроде. Дальше в какой-нибудь гражданский стационар перекидывают: госпитали ведь все заняты, у хирургов там огромная загруженность, по 50 операций в день. То есть там — кошмар.
— Вы в итоге и сами стали заниматься протезированием участников СВО. Как это получилось?
— Я сам себе выбирал протезную компанию. Пока лежал в госпитале, начал читать, изучать все о протезах — надо же было понять, что делать дальше. Путем несложных вычислений выбрал эту фирму (Steplife. — NEWS.ru). Потому что ситуация в мире непонятная. Что с импортом будет? А тут собственное производство.
Я раньше был директором фирмы по рекламе, поэтому очень быстро со всеми договорился — и вот я здесь. Еще протез не успел получить, а уже тут стал работать. Пока мотался по госпиталям, обзавелся контактами волонтеров, сотрудников медучреждений, самих пациентов. В итоге у меня появилась, что называется, разветвленная агентурная сеть.
— Я так понимаю, сегодня у вас большинство клиентов — это ветераны СВО?
— Да, с моим приходом в фирму у нас стало так, что порядка 80% клиентов — это участники спецоперации. Сейчас стоит приоритет на протезирование военнослужащих. Даже Социальный фонд в первую очередь начисляет деньги на военных.
— Я правильно понимаю, что государство помогает военнослужащим с получением бионических протезов?
— Да. Есть специальная программа по протезированию инвалидов. Мы как раз в основном работаем по ней. Человек проходит медико-социальную экспертизу, ему устанавливают инвалидность и затем дают программу реабилитации. И вот чтобы последняя была составлена правильно, нужно обратиться в протезный центр.
Дальше то, какой протез дадут человеку, зависит от персональных данных: рост, вес, физическая активность, чем человек занимается по жизни. Например, с бионическими протезами есть ограничение по весу, они выдерживают до 120 килограммов.
У нас есть ребята, которые хотят вернуться на СВО. Мы им бионический протез никогда не поставим. Во-первых, он может разрядиться и тогда станет просто железкой. А во-вторых, когда ты на себя всю эту экипировку навесишь, то получится больше 120 килограммов. В таких случаях ставим обычный модульный протез, потому что даже без усилений он выдерживает до 150 килограммов.
Сегодня у меня как раз был пациент с парной ампутацией ног. Так он буквально только что подписал очередной контракт на три года. А еще даже толком не реабилитировался.
— Говорят, что некоторые люди не могут привыкнуть к протезу и отказываются от него. Это правда?
— Есть и те, кто вообще не ставит протез. Все зависит от личных качеств и желания человека. Хороший протез — это полбеды. Ты еще должен сам хотеть жить и ходить. Вот мой подопечный Иван — выдающийся пример. У него нет колена, поэтому ему пришлось сложнее, нужно было действительно перебарывать трудности. Благодаря таким людям я и работаю здесь.
Некоторые протез получают, а потом ставят его в угол. Просто потому что не хотят тренироваться. Но бывает, когда сам протез плохо сделан. Ведь самое главное — это хорошая гильза. От нее зависит удобство. Культя имеет свойство меняться: с ношением протеза она уменьшается, потихоньку высыхает, а может отекать — если вечером съел каких-нибудь анчоусов, то утром уже в протез не влезешь.
— А у вас у самого не было желания бросить? Я имею в виду так же поставить протез в угол и смириться?
— У меня немножко другая ситуация — у меня никого не осталось и нужно было работать. Поэтому я встал — и пошел, не было вариантов сидеть дома. У меня реабилитация заняла где-то неделю. В школе ходьбы было буквально два занятия, реабилитолог чисто подкорректировал походку, и все.
Бывает такая ситуация. Человек вернулся домой, у него большая семья, и какой-нибудь его дядя говорит: «Ах ты бедный мой, несчастный, давай жиранем». И все! Можно забыть о человеке. Жалости к себе не должно быть ни в коем случае. Никогда не будет так, как прежде. Ноги нет. С этим надо смириться.
— Ну, вы с виду довольно активный человек. Я даже не сразу обратил внимание, что вы на протезе.
— Да я вообще и с парашютом прыгаю, и плаваю. В спортзал хожу. Единственное, большие веса не беру, не делаю становую тягу, например, — это из-за ограничения по нагрузке на протез.
Дома на одной ноге прыгаю: вот ты спать лег, протез снял, а приспичило в туалет — не будешь же заново его надевать. А костыли бесят.
— Для плавания какой-то специальный протез используете? С ластой, например.
— Нет, просто снимаю его, на одной ноге доскакиваю до моря. Я могу вообще хоть без ног плыть и кого-нибудь впридачу на спину посадить.
— А как окружающие реагируют на вашу инвалидность?
— Вообще у меня все по жизни в порядке. Люди реагируют по-разному. В последнее время стали место уступать в общественном транспорте. А бывает, идет мужик с ребенком и закрывает ему глаза. Некоторые не понимают этого, боятся нас.
Был важный для меня момент. Звоню своей девушке, рассказываю, что случилось. А она спрашивает: «„Этот“ на месте? Голова на месте? Ну, значит, все нормально». Поддержка близких — это очень важно.
Читайте также:
Новогодние выплаты 2024–2025: кто и сколько получит в конце декабря
«Не отрежешь — не выживешь»: отпиливший ногу боец СВО о совете шамана
Новая рука, шоу Навки, «Ледниковый период»: как живет Роман Костомаров
«Сам довинчивал»: Цивилева заявила о плохом качестве протезов
