История любой страны наполнена до краёв красивыми легендами, которые иногда превращают на первый взгляд серьёзные исследования в разновидность волшебной сказки. Из тех, что детям рассказывают на ночь.
Вот, казалось бы, Куликовская битва — поворотный момент нашей национальной истории. Важнейшая часть любого учебника. Событие, овеянное легендами. Причём выражение «овеянное легендами» в данном случае отнюдь не представляется фигурой речи. При серьёзном анализе, который позволяет игнорировать чистой воды эмоции типа «отстояли землю Русскую», та знаковая битва Дмитрия Ивановича с «раскольником» Мамаем по-прежнему ставит ряд загадок, на которые историки не могут, а иногда и не хотели бы отвечать. Ведь не всякую легенду можно разъять алгеброй. Итак...
Как для чего? Понятное дело — защитить землю от вражеского войска, положить жизнь за Русь святую. Оно и понятно. Но... Мамай — не Чингисид, то бишь не является потомком основателя монгольской империи. Он бывший темник, то есть командующий боевой единицей орды — тьмой. Но поскольку орда вступила в период «великой замятни», внутреннего раскола, Мамай (интересно, почему спустя столетия прославился запорожский казак Мамай?) пытается захватить власть, соперничая с законным правителем Тохтамышем.
Дмитрию, видимо, было бы выгодно копить силы и выжидать, пока два змея не вцепятся по-настоящему друг другу в глотки. Тем более что победа над одним, как это случилось на берегу Непрядвы-реки, автоматически усиливала другого врага. Но он решился всё-таки выступить, хотя рисковал изрядно. И исход битвы был неясен, и в тылу оставалась хищная Литва, которая и так контролировала земли нынешней России чуть не до Можайска. Утверждалось, что литовский правитель шёл на соединение с Мамаем, но, дескать, опоздал и пограбил только обозы возвращавшегося в столицу войска Дмитрия. Наконец, поскольку Московская Русь входила в качестве улуса в Золотую Орду, то князь, по идее, должен был потребовать, чтобы Тохтамыш, игравший роль военно-политической «крыши» княжества (зря, что ли, столько дани переплатили, по-русски — выхода?), сам покарал бы Мамая, ежели тот что-то не по чину затребовал с Москвы. А тут затрубили трубы у Путивля и Серпухова, и Дмитрий назначил полный сбор войскам тех русских территорий, которые контролировал, в Коломне. Городе, который играл роль второй столицы для официальных церемоний и встреч, как ныне Сочи.
Так почему и зачем? Самая дерзкая версия утверждает, что Дмитрий решил рискнуть по чисто экономическим соображениям. Как тут не вспомнить Маркса с его утверждением, что только наивные люди не видят за всеми событиями чисто экономических интересов? Небольшое ещё Московское княжество находилось в сильной изоляции, а для развития и гарантированного дохода необходимо было иметь хоть какие-то свободные торговые пути. Самым надёжным в то время был путь по Дону в Азовское и Чёрное моря, в Крым. Между тем Мамай как раз и перекрывал эту последнюю ниточку, связывавшую московских торговых людей с остальным миром. Не исключено, что такой поворот устраивал обосновавшихся в Крыму генуэзцев, которые сами предпочитали приезжать в Москву и диктовать нашим предкам свои цены. Не случайно, как считается, генуэзцы выступили ещё и спонсорами Мамая. А когда он провалился, проиграв и Дмитрию, и Тохтамышу, его и ликвидировали по законам жанра.
А вот Дмитрий, как известно, даже на битву берёт с собою десять купцов-сурожан, то есть бизнесменов, торговавших с Крымом и через Крым. Их имена, видимо, недаром сохранились в анналах. Эти люди свою немалую роль в тех событиях сыграли. Они же должны были разнести весть о победе, дабы успокоить торговых партнёров Руси. Уже тогда Москва заботилась о своей внешнеполитической пропаганде.
Косвенно такая революционная версия подтверждается и фактом странного стояния Мамая со всеми его силами на реке Воронеж. Целый месяц он чего-то ждёт. Словно поставил ультиматум и надеется своё получить. Так иногда действуют рэкетиры, оказывая психологическое воздействие на потенциальную жертву.
А в это время Дмитрий Московский умудряется собрать свои силы. Причём большинство князей владетельных, то есть независимых, и даже московских союзников идти с ним отказываются, давая понять, что не считают военную конфронтацию в данном случае оправданной. Как будто они знают нечто, что неизвестно в деталях нам, потомкам.
Вопрос это не праздный. Так называемое Куликово поле — это здоровенный степной кусок с востока на запад около ста километров, а с севера на юг — примерно двадцать пять. Есть где затеряться приличным армиям. К тому же до сих пор не локализована площадка, где бы были найдены артефакты, прямо указывающие на место Куликовской битвы. В этой местности веками Русь сталкивалась с кочевниками. Особенно жарко здесь было в веке ХVI, когда стали повторяться набеги крымцев. А потому больше всего находят оружия именно той эпохи. Причём в разных концах района. Самое забавное, что нынешней условной локализацией места битвы мы обязаны богатому помещику С. Нечаеву, который владел здесь землями и которому очень хотелось обладать таким примечательным историческим местом. И именно его энергии мы обязаны тем, что когда в конце позапрошлого века решили поставить памятник на месте сражения, то выбрано было нынешнее место, которое и принято считать реальным ареалом битвы. В истории вообще много условностей.
Не случайно поэтому географическая неопределённость битвы дала повод академику Фоменко написать, что Куликовская битва имела место на территории нынешней Москвы, при слиянии Москва-реки и Яузы. Абсурд? Может быть. Но академик-математик опирался на тот факт, что хоронить покойников на Руси принято на третий день, а за три дня погибших в столицу для захоронения не успели бы привезти. Ездили-то на возах, а не на «мерсах».
Ну как кто? — удивится обычный столичный школьник. Войско Дмитрия с татарами Мамая. А что же не так давно имел в виду премьер Путин, говоря, что в рядах Дмитрия татар было больше, чем у Мамая? Но понятно, он отдал дань всесильной нынче толерантности. При том, что казанские учёные всегда напоминали, что местные татары, по сути, древние булгары и к мамаевцам никакого отношения не имеют. Вопрос в том, что национальный состав, в частности, орды Мамая у нас анализировать не любили. И не зря.
Обычно помимо татаро-монгол (дивного народа, придуманного нашими учёными мужами) в ряды орды ставили ещё и генуэзскую пехоту. Вроде как против Дмитрия выступал и пресловутый Запад. Этот посыл выглядел вполне корректно. А вот цитировать летопись, которая чётко описывала национальный состав армии Мамая: половцы, то бишь степняки-кочевники, бесермены (мусульмане — народы Закавказья), армяне (скорее всего — наёмники), ясы, черкесы — то есть племена Северного Кавказа, — в учебниках было не принято.
А орда Мамая была действительно многонациональной. Тот самый случай, когда с миру по нитке. Повторимся, тему эту постоянно обходили. Иначе такая битва слегка смахивает на эпизод гражданской войны. Ведь недаром великий наш историк Гумилёв ненавидел слово «иго», считая, что его по идеологическим соображениям выдумали поляки в Смутное время, чтобы оправдать свою агрессию. Княжества Северо-Восточной Руси входили тогда в империю Чингисидов на общих правах. А под таким углом зрения характер битвы выглядит совсем не так, как его трактуют в обычных учебниках. В этом смысле весьма характерно предположение небезызвестного Александра Бушкова, написавшего, что, возможно, «падение ига» есть не что иное, как смена южной правящей династии северной. Ведь даже Российская империя в пору своего территориального расцвета существовала в границах империи Чингисхана.
О татарах в рядах русичей ничего толком не известно. Зато два литовских князя — Андрей и Дмитрий Ольгердовичи — участие в битве вместе со своими отрядами принимали. Понятно, что речь идёт не об этнических литовцах, но половчанах — предках нынешних белорусов.
С подсчётом участников побоища также было немало откровенных конфузов. Повторилась история с нашествием Батыя, когда официальные историки, ничуть не смущаясь, писали о миллионной орде татаро-монголов. Разговоры о том, что миллион кочевников — это три миллиона лошадей, которые даже теоритически не могли прокормиться в разгар зимы, к рассмотрению не принимались. И большая заслуга в опровержении этого мифа принадлежала не историку, а писателю, автору исторического эссе «Память» Владимиру Чивилихину, который сумел ещё в застойные семидесятые пробить занавес из штампов.
С тех пор оценки личного состава захватчиков регулярно снижались. Речь шла о ста тысячах, пятидесяти и даже тридцати. То же самое случилось и с подсчётом войск на Куликовом поле. Исторический генерал-академик Рыбаков оценил общий состав бойцов в триста тысяч. Но прошло время, и уже говорят о том, что с обеих сторон могло быть всего-то тысяч по тридцать, а то и по двадцать пять.
Да и где, к примеру, Дмитрий мог навербовать сто тысяч солдат, если во всей тогдашней Московской Руси проживало меньше народа, чем в нынешнем Орехово-Борисово. А на поле со своими войсками не пришёл даже тесть Дмитрия — Дмитрий Константинович Нижегородский.
Нет, это не шутка, но когда читаешь некоторые исторические труды по истории Куликовской битвы (а их несметное число), создаётся впечатление, что рядом с князьями постоянно крутились журналисты с диктофонами. Особенно ярко читаются репортажи о настроениях в засадном полку. Вот князь Владимир Серпуховской постоянно спрашивает отменного воина Боброка-Волынца: мол, не пора ли ударить, а то наши уже гнутся? А тот его вразумляет: нет, не пора. Ветер ещё дует нам в лицо, вот ветер переменится — тогда и ударим.
Прямо эффект присутствия, которому позавидуют нынешние НТВ с «Россией 1». А вот описывается, как Дмитрий после начального поединка богатырей меняется одеждой с боярином Михаилом Бренком, которому суждено исполнять роль князя во время битвы и погибнуть. Один дерзкий историк по этому поводу просто недоумевал: как такое было возможно на виду всей армии — князю что, кабинку для переодевания поставили, или он без штанов перед воинами своими дефилировал?
Но если мы вспомним, что основное художественное произведение о битве «Сказание о Мамаевом побоище» было написано почти через сто лет после самого события, многое становится на свои места. Главный источник для исторических томов — нормальное поэтическое фэнтези, которое своим высоким вымыслом, над которым слезами обольёшься, компенсировало многие неизвестные нам реальные детали и нюансы тех событий.
Утверждают, что за основу «Сказания» взят сербский эпос, который, в свою очередь, вдохновлялся «Александрией» — произведением, посвящённым походам Александра Македонского. Именно там битва начинается поединком двух богатырей, из засады вылетает запасной полк, который и громит неприятеля. Не случайно о многих ныне хрестоматийных деталях битвы ничего не было сказано в «Задонщине», написанной прямо по горячим следам, но зато вдруг яркие сцены битвы появляются на пергаменте спустя столетия. Ясно, что Москва не просто уже объединила северо-восточные земли, но и претендует на идеологическое первенство в Русском мире, большая часть которого всё ещё в составе Великого княжества Литовского. А значит, государству, шагнувшему уже в Европу, нужно подтвердить свою особую историческую роль. Потому Куликовская битва красочно поднимается на щит.
Именно этим можно объяснить некоторые исторические противоречия. В частности, кто не знает о том, что Дмитрия с его армией сопровождали два инока-воина — Андрей Ослябя и Александр Пересвет. И оба, дескать, положили свои головы за Отечество. Но позже проскакивает летописное сообщение о том, что некий Ослябя выполняет дипломатическое поручение Кремля. Не иначе воскрес по служебной необходимости! Загадки, загадки...
Ну, уж этот вопрос и вовсе выглядит провокационным. Как мог наш коренной святой, великий печальник земли Русской не поддержать поход Дмитрия на супостатов? Вот только отношения Сергия и Дмитрия были в тот момент, мягко говоря, не слишком дружескими. Сергий не поддерживал грубого вмешательства Дмитрия в дела Церкви и его желания любой ценой продавить в митрополиты своего духовника, вошедшего в историю как Митяй.
Митрополичий трон пуст, и Дмитрия первоначально благословляет местоблюститель Герасим. К тому же вряд ли Дмитрий мог бы за два дня съездить из Коломны в Сергиеву обитель и вернуться к войскам. К тому же, по мнению ряда историков, Сергия изначально мучали сомнения по поводу целесообразности решения Дмитрия дать бой Мамаю. Но, видимо, послание Сергия с поддержкой было всё-таки получено армией уже на марше или на месте, у Дона. И привёз его вполне исторически достоверный персонаж, также инок из Троицы — Нектарий. Однако книги полны описанием трапезы Дмитрия в скиту у Сергия. Да с такими подробностями, что вновь начинаешь думать о пронырливых корреспондентах, сидевших в тот исторический момент под монашеским столом.
Есть ещё один нюанс. Четвёртый Вселенский собор вынес запрет монахам участвовать в военных действиях. Мог ли Сергий нарушить его и послать в действующую армию двух своих иноков, воинов-профессионалов? Может быть, те покинули монастырь сами, на свой риск, или, что называется, по умолчанию? К слову, на сложные отношения Дмитрия с Церковью, прозванного уже после своей смерти Донским, намекает ещё одно часто ускользающее от нашего понимания обстоятельство. Неясно, отчего это национальный герой, символ сопротивления так называемому игу был канонизирован нашей православной Церковью лишь спустя шесть веков после своего исторического деяния? Не многие, видимо, помнят, что официально князь был канонизирован в июне аж 1988 года. Что, ранее у церковных иерархов руки до такого деяния не доходили? Или была установлена большая очередь возведения национальных героев в ранг святых мучеников? Ведь другой известный полководец и политический деятель Александр Невский был причислен к лику святых в середине XVI века. Видимо, есть некие нюансы, о которых мы уже никогда не узнаем. Тем более что Дмитрий Иванович был до этого местночтимым святым.
Есть не слишком понятные моменты, касающиеся и характера битвы, и последующих событий. Ну, во-первых, почему князь бросил свои обозы и поспешил с радостной вестью в Москву? Только ли потому, как считает один современный историк, что он хотел насладиться торжеством своей победы ещё до того, как горожанам станет известна истинная картина огромных потерь? А потери были огромны, а потому спустя несколько дней над Москвой стоял плач великий. Мы уже знаем, что литовцы, то бишь вояки княжества Литовского и Русского, напали на обоз, разграбили трофеи. И не исключено, что опустились до того, что убили немало раненых бойцов.
Другой вопрос, куда делись пленные? О захваченных пленных — рядовых и мурзах — в известных немногочисленных первоисточниках не сказано ни слова. И это странно. Не могли же всех порубать, атакуя отступающих? Ведь пленные, особенно знатные, были источником неплохого дохода — за них традиционно платили выкуп. Или, в крайнем случае, обменивали на своих соплеменников, попавших в полон. Или, как опять-таки считают некоторые комментаторы, мамаевцы отошли в полном порядке. Известный военный историк Широкогард в своей книге обильно цитирует казанских коллег, которые ссылаются на некие булгарские летописи. Те коренным образом расходятся с древнерусскими источниками.
Понятно, что афоризм «Врёт, как очевидец» в равной степени относится ко всем средневековым авторам, которые писали вещи, приятные собственным хозяевам. Так вот булгарские летописцы рисуют несколько иную картину битвы. В частности, по их сведениям, никакой засадный полк не выскакивал из дубравы. А наоборот, мамаевцы оттеснили московские силы к дубраве, но под сенью дубов их ряды смешались и они попали под острые сабли литовских полков Ольгердовичей, которые и взяли нападавших в кольцо.
Там же находится объяснение того, как это Дмитрия Ивановича нашли раненым под рухнувшим деревом. Действительно, откуда вдруг на поле боя рухнувшее дерево? По версии булгар, Дмитрий отступал вместе со всеми к леску, а там на случай прорыва татар подрубили передние деревья, чтобы в миг соорудить заградительный завал. Но кто-то, дескать, поспешил валить деревья, и под одно из них якобы и попал князь. К слову, вторая версия мне кажется куда более логичной.
Через два года Тохтамыш подойдёт к Москве, вся княжеская семья с казной и митрополит отбудут на север, оставив столицу на произвол судьбы. Оборону города возглавит непонятно откуда взявшийся литовский князь Остей. По известной версии, татарове обманом ворвутся в город, который фактически будет стёрт с лица земли. А Дмитрий, который умер, так и не узнав, что прозван Донским, за ярлыком в орду не решился ехать сам, а послал своего сына Василия 11 лет от роду, который останется там заложником на несколько лет... Вскоре в опалу попадёт герой Куликовской битвы князь Владимир Серпуховской, который как раз при жизни и носил титул Донской.
В своём завещании Дмитрий Иванович указал, что в случае отсутствия у его старшего Василия сыновей на владимирский стол должен был сесть другой его сын — Юрий, опытный воин. Именно ему мы и обязаны появлением на столичном гербе Георгия Победоносца. Так была заложена основа гражданской войны, которая сотрясала страну почти тридцать лет. А ведь с формальной зависимостью от орды можно было бы покончить лет на пятьдесят раньше.
