Группа «Сурикаты», бойцы которой борются с вражескими коптерами, становится уже легендой. Это первые подобное подразделение в ЛНР, но, на самом деле, такие расчеты должны были быть в каждом батальоне к началу СВО, считает командир группы Игорь Мангушев c позывным Берег. Как его бойцы сбивают дроны врага, почему антиБПЛАшники — «чокнутые», а скидывать ВОГи на украинских военных — идиотизм? Подробное, предельно откровенное и резкое в оценках интервью главного ловца дронов в Донбассе для NEWS.ru.
— Игорь, как началась твоя донбасская история? Ты ведь еще в 2014-м занимался гуманитаркой...
— Я занимался «антигуманитаркой». Гуманитарка — это помощь местному населению, а я помогаю только военным — помогаю убивать врага. Потом я психанул и пошел служить сам и с 2 июня 2014-го был в ополчении.
— Почему решил пойти воевать?
— Ну, как же? Такой движ — и без меня! Ну и у меня были идейные убеждения: я категорический противник самого факта существования украинского государства — считаю, что оно в любом виде должно быть уничтожено.
— А до Донбасса чем занимался?
— Я пиарщик — занимался выборами. Ну и после Донбасса ими занимался, в 2017-м, когда вернулся, работал и в Москве на выборах, и на региональных кампаниях. Потом уехал в Африку, там работал. Последние несколько лет жил в Ливане.
— Язык?
— Арабский. В Марокко работал, в Египте, в Центральной Африке, в Судане. Затем в Сирии, и осел уже в Ливане. В апреле этого года я уезжал на войну из Ливана.
— Тоже в качестве пиарщика там был?
— У меня там было много проектов, самых разных.
— Не в качестве бойца? Не «вагнеровец»?
— Нет. Я работал со структурами Евгения Викторовича, но в качестве специалиста, скажем так, более узкоинтеллектуального профиля.
— Если вспомнить 2014–2015 годы — как тогда обстояла на фронте ситуация с БПЛА? Были ли предпосылки, что они будут играть такую важную роль?
— Безусловно, тогда здесь были беспилотные самоделки — страшные, закрученные изолентой. Но уже тогда они играли огромную роль: наличие такого агрегата сразу выводило военные действия на качественно иной уровень. Ну а дальше понятно, что наука в области разведки идет по пути автоматизации процесса — начиная с беспилотников и заканчивая собаками с гранатометами. И было понятно, что современная война будет примерно такая. Но никто не думал, что коммерческие беспилотники сыграют такую роль!
У наших противников намного лучше с этим. У нас силами волонтеров, силами гражданского общества все это выравнивается... Потихоньку подразделения получают коптеры от волонтеров. Где-то летает мифический беспилотник от Калашникова, но его никто не видел.
Я катастрофически переоценивал уровень развития нашего ВПК. Я думал, что у нас будут специально обученные девайсы. Но выяснилось, что все вытягивают наши [китайские] друзья! За что им большое-большое спасибо: если бы не они, мы бы уже проиграли.
— В 2014-м я видел коптеры у разведчиков ДНР. Только это были не DJI, а «Фантомы». Но уже тогда бойцы говорили мне, что и они, и «укропы» активно используют дроны...
— Это было у разведчиков, у элитных подразделений — это не было массово, не было такого, чтобы в каждом подразделении был свой беспилотник, два или три.
— А как же «Орлан»?
— «Орлан» — он про другое: это средство разведки бригадно-дивизионного уровня, он должен летать за линию фронта и выполнять там совершенно другие задачи. А прелесть коптера в том, что он висит и корректирует работу конкретной батареи по противнику или разведывает конкретный маленький участок. Когда был штурм и обстрелы «Азовстали», «Орлан» пролетал комбинат за 40 секунд. Он не мог зависнуть над «Азовсталью» и корректировать огонь. Это совсем другая тема.
— Насколько справедлива метафора, что коптер — это глаза подразделения? Взвода, роты?
— Роты, батальона, батареи. Основная задача коптера — разведка и корректировка огня.
— Плюс сброс гранат, ВОГов...
— То, что сейчас пытаются начать массово применять коммерческие коптеры для сброса боеприпасов на противника, — это полный идиотизм! Мы рискуем вещью за 700 тысяч, чтобы убить одного украинца, который не стоит 700 тысяч.
— Почему именно DJI Мavic стал самый распространенным БПЛА на войне?
— Массовое производство, они относительно недорогие по соотношению цена — качество, легкие в использовании — даже обезьяну можно научить летать на коптере. Их там производят десятками тысяч. Есть контрабандные пути, через которые все тянут их в Россию в обход таможни (потому что растаможивать задолбаешься). Ну и потому что DJI выпускает полный пакет программного обеспечения.
— Ты и твое подразделение профессионально занимаетесь борьбой с дронами противника. Как родился этот проект?
— В самом начале этого сезона войны мы с товарищами летали, когда еще никто не летал. Потом все начали летать, и нам стало скучно — хотелось делать что-то новое. Ну и решили заняться разработкой системы обнаружения и подавления коптеров.
По большому счету, что такое коптер? Это летающий WIFI-роутер: передача телеметрии у него идет на частотах вайфая. Поэтому методы засечки коптера — точно такие же, как методы засечки WI-FI. Поскольку мой товарищ Арсений Шапиленко (вместе с которым мы были прародителями этого проекта) в свое время занимался интернет-провайдерскими темами, ему в голову пришла идея использовать измерительные антенны, которые применяются при постройке вайфай-мостов, для поиска и обнаружения дронов. Дальше я эту идею развил.
Также мы используем ружье ЛПД-801 лаборатории ППШ (Противодействие промышленному шпионажу). Они пошли нам навстречу: мы заключили договор о том, что используем их ружье, попутно выявляя слабые стороны — по сути, проводим полевые испытания. Начинали работать на Угледарском направлении, причем сразу же пошли результаты. Там было одно из самых опасных мест на фронте: ежедневные сбросы гранат, ежедневные потери. Когда мы туда заехали, в небе постоянно висело три коптера противника, так что мы с колес — сразу в бой. И практически за две недели мы зачистили небо.
— Как устроена работа подразделения? В голове обывателя картина такая: я вижу коптер — достаю ружье, стреляю по нему. Но это же не так?
— Сперва работает система обнаружения — так называемый «мастерок». Это изделие нашей сборки. Один из операторов постоянно дежурит с этой хреновиной на посту. Как только он засекает дрон, он свистит — выбегает второй человек и стреляет из противодронного ружья. Ружье действует по принципу генерации помех на частотах, на которых идет управление дроном. Плюс блокируется GPS.
Дрон теряет управление — важно не упустить его в это время: его может сносить ветром плюс у него может начаться своя придурь — улетит куда-нибудь в сторону, после чего может восстановить контакт с оператором. Поэтому мы зависаем коптер (гасим помехами) до тех пор, пока у него не разрядится аккумулятор и он не сядет.
Это занимает 7–10 минут: обычно коптеру хватает аккумулятора на 30–40 минут полета, но в режиме, когда он потерял связь с пультом, он жрет очень много энергии плюс у многих моделей начинаются проблемы в мозгах — они начинают «паниковать», «пугаться» и из-за этого еще больше расходуют аккумулятор.
Важный момент: мы не гонимся за количеством сбитых коптеров, наша задача — обеспечить прикрытие периметра. Учитывая, что мы работаем, как правило, без визуального контакта с дроном (такое бывает, но редко), сбитый коптер — это скорее исключение из правил.
— Визуальный контакт — это когда бойцы видят «птичку»?
— Да. Но это уже плохо, потому что это значит, что она близко и может корректировать по нам огонь. Наша рабочая дистанция — 800 метров, километр.
— Чем стреляет противодронная пушка? Импульсом. Почему я и говорю, что антибэпээлашники — самые чокнутые бойцы: они ходят в окопы с пластиковыми автоматами! Пушка генерирует помехи на определенных частотах конусом в 25 градусов в поперечнике. Физического поражения коптера нет — это все электронщина.
— Обычно бойцы нервничают, когда они слышат или видят «птичку».
— Когда они ее слышат и видят, это поздно, на самом деле... Наша задача, чтобы никто на такую дистанцию не подлетел. Поэтому мы видим результаты, только либо если ветер в нашу сторону (однажды коптер принесло к нам ветром за 400 метров), либо кто-то из наших подтверждает: «Пацаны, вы там коптер сбили». То есть обычно мы судим о наших результатах по словам наших наземных коллег. Хотя у нас есть небольшая коллекция «трупиков», которые мы собрали. В основном они идут на «каннибализм»: противник тоже сбивает наши коптеры, поэтому трофейные коптеры мы раздербаниваем и пускаем на ремонт наших.
— Министерство обороны пыталось вас как-то использовать?
— Пыталось, но мне не понравилось, как это было. Они позвали меня на Алабино, чтобы я рассказал, как это работает. Но допустили роковую ошибку — сказали: «Только тебе подстричься надо — там генералы ходят». Я отказался.
— Получается, у Минобороны нет технической экспертизы по противодронной борьбе, потому что ты отказался подстригаться?
— Что-то у них наверняка есть. Но мы делаем уже четвертое поколение радаров, а они пытаются провести госприемку первой модели, которая, по сути, то же самое, что и у нас, только упакована в круглый тубус с красивой рукояткой.
— Почему твое подразделение называется «Сурикаты»?
— Когда мы работали в Никольском, ребята высовывались из окопа с мастерком и стояли. Похоже на суриката. Мой бывший командир так обозвал, ну и прижилось.
— От чего зависит выбор участка, где вы работаете? Вы кочуете?
— Сейчас мы уже нашли свой «домик»: мы теперь постоянно здесь, в Луганской Народной Республике. Предложений было много — мне понравился этот вариант.
— Кто входит в твое подразделение, как отбираете людей? Это добровольцы?
— Исключительно. Часть — нацболы, часть — просто молодежь. Людей отбираю сам.
— Если это не военная тайна, это отделение, взвод?
— Группа. Номинально — взвод, по факту — меньше, потому что у нас пока столько оборудования, чтобы на взвод хватало. Но весной мы хотим замахнуться на антидроновое ПВО уже не батальонного масштаба, как сейчас, а бригадного, чтобы перекрывать несколько километров фронта.
— Потихоньку растете?
— Будем расти. Все зависит от аппаратуры, потому что она дорогостоящая, хотя и собирается из китайских запчастей.
— Как набираешь к себе ребят? Должны быть какие-то технические знания?
— Нет. Люди должны гореть всем этим, им должно быть весело — чтобы мне с ними тоже было весело. Ну и обучаемость должна быть: дебилов не берем. В принципе, за шесть часов даже самого тупого можно научить, но, пользуясь преимуществами добровольческого подразделения, я отбираю людей: мы же живем 24 часа в сутки вместе! Надо, чтобы комфортная обстановка в коллективе была.
— Тем не менее вы уже встроились в армейские структуры?
— Да, мы — часть Народной милиции Луганской Народной Республики.
— А летом были в составе Народной милиции ДНР?
— Летом мы, по сути, «бомжевали». Нам долго компостировали мозги с оформлением — здесь (в ЛНР. — NEWS.ru) люди оказались более заинтересованы в нашем появлении. У меня просто свои деньги уже начали заканчиваться, а надо кормить все это «стадо». Вот недавно парни получили свою первую зарплату как военнослужащие — до этого я их кормил, за счет своего бизнеса.
— Откуда берете деньги на оборудование? Сборы?
— Только сборы. Это все народные деньги. Закупки нам организовывал Володя Грубник — ничего казенного у нас нет.
— В ДНР с весны работает Центр беспилотных систем (академия имени Жоги) — обучают операторов БПЛА. Как оцениваешь этот проект?
— Тактику они не дают: они учат летать, а не воевать (достаточно попросить у этого центра данные о потерях среди их выпускников). Еще раз: летать можно научить и обезьяну за четыре часа: вверх, вниз, вбок. Но за счет хорошего финансирования они дарят выпускникам коптеры. Поэтому умные люди отправляют туда опытных коптерщиков, которые получают бумажку ради коптера. А уровень обучения так себе. Единственные качественные курсы подготовки — у координационного центра помощи Новороссии, у Акелы, который организовал «Дронницу».
{{gallery_735071}}
— А вы свои знания готовы передавать?
— К нам приезжают люди — и из ЛНР, и из российских воинских частей — вот сейчас с минобороны спецназовцы едут. У нас в общей сложности уже шесть групп выпускников: две ДНР-овских, одна ЛНР-овская и три — МО РФ. Курс подготовки занимает восемь часов: теоретическая часть — два часа, практика — шесть.
— То есть можно за день научиться сбивать коптер?
— Легко. За день я научу тебя сбивать коптеры.
— И распространить ваш опыт по всем частям?
— Здесь все утыкается в технику, которая не вполне доступна за счет того, что производители обнаглели вкрай и накручивают по тысяче-две процентов прибыли.
— Что сколько стоит из оборудования?
— Мы сейчас у себя на коленке в полевых условиях сделали прототип, который после доведения до ума будет стоить примерно 60 тысяч рублей (его аналоги стоят полмиллиона). Это пушка очень близкого радиуса. У нас идея сделать две вариации дронобоек: одна — профессионального уровня, примерно какой мы сами пользуемся, от лаборатории ППШ. А другую — массовую, копеечную, которую можно было бы отдать в каждый взвод. Мы сделали стендовый образец — собрали ружбайку без корпуса и с аккумулятором от шуруповерта себестоимостью 23 тысячи рублей. По эффективности она будет такая же, как «Парс» за полмиллиона.
— А как у противника с этим дела обстоят?
— Намного лучше: у них нет таких проблем, как у нас. У них высококачественные профессиональные системы обнаружения британского и американского производства. Как и ружья. Плюс у них не давили частный бизнес в околооборонной сфере, поэтому много своих неплохих наработок. На самом деле, схема дронобоек элементарна (как и любых «глушилок»): антенна, несколько генераторов помех, усилитель, аккумулятор. Вопрос лишь в том, как максимально эффективно подобрать сочетание этих кусков. Подобрал — все!
— Импортная система AirCraft, про которую много роликов снято (обнаруживает все находящиеся поблизости дроны)... Ваш радар — примерно то же самое?
— Нет, у нас это кустарная разработка, дешевая замена приличным системам. Приличные системы работают по тому же принципу, но они еще и выдают сектор на карте, где находится коптер, то есть идет привязка к местности. Некоторые системы вычисляют еще и местоположение оператора, чтобы его грохнуть. Наше оборудование, к сожалению, так не умеет, хотя одну группу вражеских коптерщиков мы убили. Там было очень небольшое пространство, маленькие дистанции, они поднимались — мы их засекали, пеленговали дрон, параллельно поднимали свой и вычисляли место, откуда они поднимали. И туда уже насыпали с миномета. Миномет — лучшая дронобойка: если она оторвет руки украинскому коптерщику, то он уже не сможет управлять коптером.
— На каком максимальном расстоянии вы сбивали дрон? И на какой высоте?
— Максимально 1200 с копейками. А вот высоту мы пока еще не умеем вычислять. По большому счету, она и не нужна — ни на что не влияет. Есть рабочие высоты коптера — 150–300 метров. На дистанции в километр ты взял примерно под 45 градусов и работаешь в этом направлении.
— Как не сбить свой дрон?
— Координация, связь. Мы своих насбивали кучу. Потому что если коптерщикам говорят: «Сообщайте по радиосвязи, когда вы взлетаете», а они этого не делают, то... Это банально вопрос координации. Перед тем как зайти на какую-то позицию, мы обходим всех коптерщиков в радиусе километра, говорим: «На тебе радиостанцию, будешь взлетать — сообщай. Если не сделаешь — мы тебя собьем».
— Системы распознавания «свой — чужой», как у авиации и ПВО, не существует?
— Пока нет. Можно покрасить все свои коптеры в красный цвет, а все коптеры противника в синий. Но хохлы не согласятся.
— Вы тренируетесь на полигоне не только сбивать коптеры, но еще и стрелять?
— Мы такой же расчет, как расчет АГС, ПТУР. Работаем всегда на передовой. Наша позиция — за первой линией. Поэтому ребята постоянно тренируются — с нашей жизнью наш боец должен уметь все. В момент, когда будет очередная перегруппировка и некоторые части могут куда-нибудь отойти...
— Можно остаться в одиночестве...
— Или оказаться на направлении удара. Поэтому наш боец должен уметь пользоваться и личным оружием, и дополнительным. Сейчас я еще «украду» где-нибудь гранатометов... Если появятся АГС-17 — вообще красота будет! На Никольском мы хорошо работали с РШГ-3, он по эффекту прикольный, мне понравилось! Мы там много стреляли с гранатометов, была короткая дистанция с противником, и мы периодически выбегали его кошмарить.
— Наши бойцы жалуются, что «укропы» перехватывают коптеры...
— Можно перехватить коптер, но это очень сложно: идет подмена координат (коптеру меняют домашнюю точку). Для этого нужно профессиональное, «пиндосовское» оборудование, которого у нас нет и не будет никогда. Китайцы только начинают эту систему разрабатывать. Но на самом деле, это очень дорогое оборудование, и у хохлов его тоже очень мало. Другой разговор, что многие принимают за перехват коптера ситуацию, когда он улетел в «третью сторону».
— Наши бойцы изобрели против этого прием — привязывать леску к дрону — «коптер на удочке». Как оцениваешь это ноу-хау? Это работает?
— Нет предела человеческому идиотизму. Можно, конечно, держать дрон на удочке... Некоторые еще в член шарик вставляют. Это работает?
Один из методов борьбы с дронами — это GPS-спуфинг: приемник коптера засоряется огромным количеством ложных координат. Он может висеть здесь где-нибудь под Лисичанском, а ему будет казаться, что он посередине Сахары. Потеряв сигнал с оператором, он выберет себе направление «домой» и полетит куда-нибудь. Это выглядит, как будто его забирают, а по факту он просто улетит куда-то и грохнется, когда у него разрядится аккумулятор.
— Еще ты критикуешь сброс гранат с дронов... Тоже фигня?
— Это тактический прием, требующий своей разработки и технологии применения. Как делают хохлы: поджигают зажигалкой с коптера какую-нибудь постройку — наши выбегают тушить — в этот момент по ним наваливают из артиллерии. Это один из приемов, элементов боя. А бомбить ради того, чтобы бомбить...
— Но, говорят, это отличный способ держать людей в окопах в напряжении...
— Наши противники тоже так думали, в результате все Никольское было завалено их дронами. Как только появляются мало-мальские специалисты по борьбе с дронами, эта лафа заканчивается раз и навсегда. Но у хохлов подготовленных людей на порядки больше, чем у нас, да и техники.
— Они заранее готовились или уже в ходе военных действий?
— Конечно, заранее...
— Еще один способ борьбы с дронами — сбивать их, когда они на небольшой высоте. Мы видели это на полигоне 205-й бригады на Херсонщине, где бойцов тренируют на сигнальных ракетах. И нам рассказывали, что над Днепром действительно удавалось сбивать вражеские коптеры...
— Это возможно, но опасно для самих бойцов. Если коптер к тебе подлетел — он тебя уже опередил. Ты по нему стреляешь, а в это время по тебе наводится миномет.
Можно сбивать. Аэропланы тоже с трехлинеек сбивали. И на штурмы городов с трехлинейками ходили. Можно и музейную пушку использовать вместо штурмовой артиллерии. Можно много чего, но это не значит, что это нормально.
— Сколько всего коптеров вы сбили?
— Подтвержденных у нас 18 с начала кампании. А сказать, сколько всего сбито, невозможно — мы просто не знаем. 18 — это те, которые либо мы взяли, либо сбитие которых нам подтвердили наши разведчики, соседи и т. д.
— Это хороший результат?
— Шикарный.
— Если бы таких подразделений, как ваше, было бы с десяток-другой...
— По уму, такое подразделение должно быть в каждом батальоне. Мы тогда просто вышибем их коптеры с неба, и у них больше не будет этого преимущества. Но пока это нереально — кто будет все это делать?
— Думаешь, не донести это до наших генералов?
— Я написал методичку, отправил на почту Минобороны. Мне ее вернули: неправильно оформлена. Но она существует. Сейчас надо взять себя в руки и написать продолжение — про работу антибэпээла-подразделения в условиях зимы.
— Когда легче использовать дрон — зимой или летом?
— Погода сильно влияет. На холоде аккумуляторы быстрее разряжаются плюс погодные явления создают помехи в воздухе. В морозную и ясную погоду мы видим вообще на два с половиной километра, и бьем тоже дальше... Легче использовать, конечно, летом, но зимой интереснее, потому что солдаты мерзнут и начинают жаться к источникам тепла плюс на снегу их следы лучше видны. Дымки опять же... Люди думают о том, как не отморозить себе руки, а не о том, чтобы наблюдать за небом.
— Есть такой Влад Лобаев, который перепрошивает дроны. Как оцениваешь его работу?
— Знаю — прекрасный человек. Высочайшим образом оцениваю. Во-первых, он надоумил всех наших, что необходима программная доработка коптеров, чтобы не засекали их операторов. Такая доработка в значительной мере обессмысливает использование украинских аэроскопов. И тех же GPS-спуферов: методом подмены координат ты перепрошитый дрон уже не посадишь. Ты не можешь ему указать, что он находится в новой зоне, не можешь подбросить ему координаты аэропорта, чтобы он сразу сел. Аэроскоп стоит пять миллионов, а прошивка (отвязка) коптера стоит пять тысяч.
— А у ВСУ дроны прошиты?
— Скорее всего. Они очень пристально следят за новинками.
— То, что вы делаете, как правильно называть? Малая ПВО?
— По большому счету, это радиоэлектронная борьба. РЭБ.
— Умный такой РЭБ?
— Кустарный такой РЭБ.
— Просто есть мнение, что обычные комплексы РЭБ глушат все намертво...
— Не знаю, что они там глушат, но как-то не так. Я видел включение наших рэбовских комплексов. У меня есть подозрение, что ими не умеют пользоваться. Когда они включаются, радар у нас виснет, а коптеры все равно летают. Поэтому мы мечтаем как-нибудь залезть в рэбовский комплекс и покопаться в нем.
— Про ЧВК «Вагнер» что скажешь? Пересекался с «вагнеровцами»?
— Они очень активные: сразу же прислали своих ребят на обучение. Фишка в том, что человек, которому один раз показали и который научился [дронобоить], может неограниченное количество людей превратить в антибэпээлашников. У них есть ружбайки, они поняли фишку. Думаю, Евгений Викторович сейчас что-нибудь выдаст у себя в «Вагнер-центре» и доведет до ума: у него есть башковитые люди.
— Какой эпизод вашей борьбы с БПЛА самый запомнившийся? Прикольный?
— Самый прикольный — когда нас начали искать и пытались убить. Как можно вычислить позицию бэпээлашников? Поднимаешь несколько коптеров и аккуратно, с нескольких направлений начинаешь прощупывать, где у тебя возникают помехи. И вот так, постепенно сжимая кольцо, нас в конечном счете вычислили. Приехал танк и начал разбивать нашу позицию. Только он закончил по нам стрелять, еще и мобилизованные положили по нам 120-ю мину, для полноты картины.
— Как вы вышли оттуда живыми?
— Перемещались — у нас было несколько запасных позиций. Жить-то хотим!
— Потери?
— Единственная потеря — наш волонтер, погибший случайно 6 декабря. Он поехал испытывать технику и попал под украинский обстрел. Стреляли по нам, но одна мина прошла с перелетом на километр. Он шел по дороге, нес аппаратуру, и она (мина. — NEWS.ru) легла рядом с ним, в метре.
— У противников есть подразделения, похожие на ваше?
— Наверняка есть. У них все более систематизировано. Пока что они не давали возможности упрекнуть их в излишне халатном отношении.
— Часто они сажают наши дроны?
— Не знаю. Я сейчас очень редко летаю. В начале [СВО] летал очень много, а сейчас... Но сейчас я хочу попробовать поиграться с этими сбросами, раз уж пошла такая тема. Раз я неплохой методист, хочу разработать алгоритм, как сделать так, чтобы кого-нибудь убивать, не теряя при этом дрон.
— Но ты же говорил, что это невыгодно!
— Абсолютно невыгодно! Но раз пошла такая мания...
— Что нужно? Специальный дешевый дрон?
— Нужен тайваньский дрон Revolver. Хохлы недавно купили их 500 штук. Это дикая вещь — гексакоптер, который несет шесть мин калибра 60 мм. Они наших ребят под Лиманом разматывали только так. И он летит на 600 метрах — это много! Разрядить его стандартным ружьем нельзя: он связывается с оператором на частоте 2125 мегагерц — под это еще ничего нет. В Китае есть, у нас — нет.
— То есть засечь его нельзя?
— Засечь можно точно так же, как любой коптер, — сбить можно только огнем.
— То знаменитое видео, которое завирусилось, когда на нашего раненого бойца сбрасывали ВОГи, а он отбрасывал их от себя... Это с чего кидали? С DJI?
— Да, с «мавиков» — c Mavic-2, Mavic-3.
— Они тоже недешевые...
— От 270 тысяч. Ну да, цены кусаются. Поэтому коптеры жалко тратить на сброс гранат. Но если уж с народа требуют, то я лучше на себе попробую, пойму, какие здесь подводные камни.
— У России нет таких разработок — дронов, умеющих сбрасывать груз?
— Нет, конечно. У нас и коптеров-то... Я бы поигрался с коптером от Калашникова — посмотрел бы на него бы, поработал бы против него, чтобы понять, что он из себя представляет. Но они есть только в совершенно лютых спецназах. Ну и стоимость у него — миллион. А коптер — это расходный инструмент на войне. Как, я не знаю... как аптечка или ракета к ПТУР. Конечно, ты не будешь стрелять из ПТУР по любой херне. Но когда тебе нужно, ты выстрелил и не паришься: «Ах, я потратил ракету от ПТУР! Как жить дальше?» Выстрелил — и черт с ним!
— Как ты считаешь, Mavic-2 или хотя бы Mavic Mini должен быть в каждом взводе или отделении?
— Ну, «миник» бесполезен для корректировки: его сразу же сносит ветром. Ты выползи на улицу на позициях: там, в полях, людей-то сносит!
— То есть, гуманитарщики зря их везут?
— Теоретически он может пригодиться для штурмовых подразделений, в условиях города, когда у тебя бой на дистанции 40–50 метров: залетел за угол — посмотрел, что там. А для разведки, для корректировки он просто не выдерживает. Mavic-2 Zoom, Mavic-3, Mavic-3T, Matrice-30, Matrice-30T — это рабочие машины. Но это надо с коптерщиками разговаривать. У них у каждого свое мнение, а у некоторых — три.
— Всех впечатлило твое выступление с черепом азовца на поэтическом вечере в Донецке...
— Бомбануло хорошо — мне понравилось. Особенно понравилось, как наши товарищи все засуетились! У меня репутация человека, включенного в некие теневые политические схемы. И они не могли понять, то ли я это сам сделал, то ли задача такая была. То ли ругать, то ли хвалить. А это пятница, ночь, АП отдыхает.
— После этого выступления хохлы на тебя злые. Плюс о тебе написала Lenta.ru, твоя деятельность становится известна. Ты за свою жизнь не опасаешься? Убить же могут не только на фронте — могут и охоту объявить...
— Пусть объявляют. Я приехал на войну — мне похрен. Ну, грохнут меня — сделают из меня мертвую легенду. Я же пиарщик — это тоже можно обыграть. Но шальной мины я боюсь больше. И холода. Ненавижу, когда зима!
* — «Азов» — организация признана в РФ террористической, деятельность запрещена.
