К 1991 году СССР подошел в отвратительной финансовой форме. Скрытая инфляция приближалась к 100%, дефицит уже привел к раздаче талонов на продовольствие, и в некоторых регионах сложилась критическая обстановка, на грани голода. Новый советский премьер-министр Валентин Павлов лихо взялся на дело. Он считал, что одной реформой сможет победить негативные тенденции в развитии Союза. Но вышло совсем по-другому. Если бы не развал СССР, Павлов, а не Горбачев или Ельцин, стал бы олицетворением нищеты и безденежья государства.
Дело было прямо во время августовского путча 1991 года. Глава советского Центробанка Виктор Геращенко спешил на заседание Кабинета министров СССР. Обычно его не приглашали, но главный банкир Союза — это такая фигура, которую никто не осмелится выгнать с заседания.
Последний советский премьер-министр Валентин Павлов начал заседание лихо — на глазах у всех вытащил из штанов пистолет. «Что делать будем?» — спросил глава правительства, оглядывая министров. Те как-то не спешили отвечать. Впрочем, и страха как такового не было. Скорее высшей советской номенклатуре было интересно, что ещё учудит их формальный босс.
А тот, по воспоминаниям Геращенко, в какой-то момент схватил бутылку с минеральной водой «Нарзан», вышел куда-то, а после вернулся. И, судя по цвету, это уже была не минералка. «О, второй раз опохмеляется», — услышал Геращенко довольно откровенный комментарий какого-то из членов кабинета. Мягко говоря, это было полное проявление неуважения к человеку, входящему в топ-5 лидеров Союза.
Однако к этому момент Павлова уже не уважали не только в правительстве, но и в стране и за рубежом. Во время августовского путча он примкнул к ГКЧП и 28 августа 1991 года был снят с занимаемой должности.
Валентин Павлов был весьма опытным аппаратчиком. А ещё он долгое время работал на взрывоопасных направлениях. В 1986 году он стал председателем Госкомитета по ценам, а в 1989-м — министром финансов.
С одной стороны, Павлов был из числа молодых, но умеренных реформаторов, близких к тогдашнему главе кабинета Николаю Рыжкову (1985–1991). С другой, вместе со своим шефом он несёт всю полноту ответственности за тотальный провал всех экономических реформ в СССР.
Когда 14 января Павлов стал первым и последним советским премьером, ему предстояло справиться с финансовым коллапсом, который неумолимо надвигался на страну. Несколько простых цифр. В середине 1980-х годов товары и услуги обеспечивали 62 рубля из 100, ходивших в экономике. Уже в 1990 году это было 14 рублей. Это означало, что рубль резко подешевел, а товары сметались с полок, как только появлялись на них. Идеальное хтоническое сочетание — инфляция и дефицит.
Помимо этого, получившие некоторую свободу госпредприятия быстро договорились с кооперативами, домами творчества и первыми научно-техническими объединениями, начав первую волну советского попила, распила и нецелевого использования средств на суммы в сотни миллиардов рублей. В 1989 году кооперативы заработали на товарах и услугах 15 миллиардов рублей, зато их общая прибыль перевалила за 80 миллиардов. Разница — теневой сегмент экономики, куда стали вымываться деньги. И это также подгоняло инфляцию и дефицит.
Наличие двух торговых систем, в которых товары условных частников продавались по рыночной цене, а условных госпредприятий — по твердым низким ценам, создало такой дисбаланс, что в отдельных регионах страны уже в 1989–1990 годах стали оперативно вводить талоны на еду. Взрывоопасная обстановка, на грани голода, сложилась в Средней Азии (Казахстан и ряд районов Узбекистана), на Урале и в Южной Сибири.
Надо было что-то срочно делать. И таким человеком стал Валентин Павлов. Последний премьер СССР стал автором последней денежной реформы Союза.
Смысл её был прост. Изымаем лишние деньги из оборота, заставляем граждан нести деньги в сберегательные кассы, тем самым увеличиваем финансовые возможности государства и сокращаем инфляцию. Государство с новым запасом денег граждан финансирует производство нужных потребительских товаров — вот вам и отсутствие дефицита. Одной реформой спасём Союз и его экономику.
Надо сказать, что вариантов финансовой реформы было много. Например, предлагали окончательно разделить рубль на тот, который свободно конвертируется, используется для поставок зарубежной техники и экспортно-импортных операций, и на тот, который используется внутри страны. Чем-то напоминает бывшую кубинскую систему. Был вариант жесточайшего госрегулирования всей экономики с одновременной девальвацией рубля.
Но времена стояли вегетарианские, поэтому павловская реформа была как бы консенсусной — чуть от этого варианта, кусочек от этого, ещё давайте к Госбанку прислушаемся. И в итоге получился полный бардак.
Начать стоит с того, что слухи о реформе поползли аж с января, как только Павлов стал премьером. Москвичи обсуждали, что в хранилища Госбанка уже завозят отпечатанные бланки купюр. Говорилось про какие-то новые 30-рублевые купюры.
Но власти все отрицали. А руководство монетных дворов и печатных фабрик крутило пальцем у виска и тоскливо по 20 раз объявляло журналистам, что переход на новые штампы можно сделать только через полгода минимум. Ещё Павлов умудрился заявить, что реформа будет стоить пять миллиардов рублей, а это дорого, так что не вариант. Впрочем, потом уже в своих мемуарах последний советский премьер напишет, что первые варианты реформы начали обсуждаться в 1986 году.
Короче говоря, граждане, не бойтесь, реформы не будет. Советские граждане поняли это утверждение по-своему. В январе — феврале 1991 года начался буквальный штурм магазинов. Выносили всё. Вся страна была уверена, что скоро будет форменный Рагнарёк — голод, холод, смерть и Горбачев личной персоной.
И коллективный разум не ошибся. Вечером 22 января прямо после работы по телевидению было объявлено об изъятии банкнот номиналом 50 и 100 рублей. Их можно было положить на счета в сберкассы. Причем давалось на это только три дня. Правда, после, под нажим разъяренной общественности, для отдельных категорий — командировочных, жителей малодоступных и удаленных территорий и ряда других — сроки продлили.
На следующий день началось столпотворение. Вот в 1917 году штурмом брали почту и телеграф, а в 1991-м обошлись магазинами и отделениями Сбербанка. После Павлов хвастался, что таким образом ему удалось изъять из экономики аж 34 миллиарда рублей из примерно 80 ничем не обеспеченных. Но в реальности, как показывают исследования, было изъято 1,5–7 миллиардов. Существенно меньше, зато доверие населения к правительству было подорвано под ноль.
А Павлов же на этом не успокоился. Сдача более 1000 рублей рассматривалась особыми комиссиями, которые требовали граждан пояснить источник дохода таких средств. Теневые дельцы стали быстро помещать рубли в доллары или другую иностранную валюту. Так как все хотели избавиться от банкнот номиналом 50 и 100 рублей, банкноты номиналом 25, 10, 5, 3 и 1 рубль пользовались бешеной популярностью. И они тоже вымывались с рынка.
И получилось, что оборотных средств стало недоставать, производству товаров из-за этого нанесли опять удар — дефицит весной опять вырос.
Павлов к этому моменту уже дошел до обвинений неких западных махинаторов, которые своими действиями подрывают финансовую основу Союза. Параллельно кооператоры и теневики обвинялись в вывозе денежных средств за рубеж. В первом случае Павлова не поняли МВФ и ряд крупнейших банков, так что ему пришлось в итоге извиняться. Во втором случае выяснилось, что за рубеж вывезли 500 миллионов рублей. Маловато для подрыва экономики Союза.
Впрочем, в этот момент премьер уже понял, что надо делать, — поднимать цены. Выровняем предложение денег и объем спроса на товары, избавимся от скрытой инфляции. Формально цены весной подняли на 20–40%, в реальности — на 100–200%.
Население к этому моменту уже шарахалось от любого предложения властей. Это не добавляло спокойствия на рынках. Ажиотажный спрос на любой товар раскручивал и без того немаленькую инфляцию, рубль стремительно становился «деревянным», а дефицит рос — не мог не расти в таких условиях. Если в 1991 году рубль подешевел на 300%, то уже в 1992 году — на 2500%. Дефицит советского бюджета дошел до 30%, и никто на зарубежных финансовых рынках не хотел давать в долг Москве.
Стабилизация свободно падающей советской, а потом российской валюты произошла уже после 1999 года. Во многом благодаря действиям США, которые привели к росту цен на нефть, газ и производные товары. Это, в свою очередь, привело к ликвидации дефицита и увеличению российского бюджета и стабилизации финансового рынка.
