Неоднократная чемпионка Европы и призёр чемпионата мира по дзюдо Светлана Гундаренко стала одним из пионеров женских ММА и одной из самых крупных дзюдоисток мира с ростом 192 см и весом 150 кг. Она укладывала и душила соперниц одним приёмом. В эксклюзивном интервью News.ru спортсменка рассказала удивительные истории о молодом и скромном Фёдоре Емельяненко, поединках под диктовку якудзы, пьянке в трясущемся самолёте, предложениях сняться в Playboy и желании провести болевой Юдашкину за некачественную одежду.
— Вы пришли в дзюдо задолго до того, как оно стало мейнстримом. Как это случилось?
— Когда мне было 15 лет, женское дзюдо только зародилось в России. Я занималась гандболом и познакомилась с ребятами-борцами в лагере. Они там тренировались, а мы отдыхали. У нас сразу зародилась дружба, и я решила отдать дань моде и прийти в спортивный зал. Я всегда была крупной девочкой, поэтому меня сразу заметили тренеры и предложили попробовать. Стало интересно. У меня всё стало получаться, тем более в зале тренировался Григорий Веричев, работал заслуженный тренер Харис Юсупов и другие легендарные спортсмены. У меня недостатка спарринг-партнёров не было, потому что Веричеву приводили много тяжеловесов. Уже через полгода я поехала на первые соревнования, выиграла Россовет, Центральный совет, а вскоре и чемпионат России. Потом меня подключили в качестве спарринг-партнёра взрослой сборной. Я выигрывала у первых номеров, но по возрасту не подходила для взрослых соревнований.
— В то время была перестройка, страна менялась кардинально. О чём тогда мечтали?
— Когда мне было 17 лет, я впервые попала из Челябинска за границу. Это было шикарное курортное место в Австрии, где проходили соревнования. Там же были штангисты, в том числе будущий олимпийский чемпион Чемеркин, теннисисты и другие спортсмены. Все соревновались в разных местах Австрии. Мне настолько там понравилось, что я завидовала тому, как там живут люди. Я решила, что надо усердно тренироваться, чтобы чаще бывать в таких прекрасных местах. Нас там возили на экскурсии, показывали горнолыжные курорты. Это было незабываемо, а все остальные поездки проходили по стандартному плану: зал — тренировка — гостиница. Даже Япония не произвела на меня такого впечатления.
— А чего вы ожидали от Страны восходящего солнца?
— Надеялась увидеть вершину горы Фудзияма, знаменитую школу Будокан. Реальность оказалась другой. Нас поселили в комнате на 24 человека с кроватями с маленькой подушечкой и одним колючим одеялом. Смотришь на это и думаешь, а как же здесь спать. После тренировок на плавающем татами сильно устаёшь, а тут ещё комната без умывальника, туалета и с одной дверью, но устаёшь так, что никто не мешает и спишь как убитая.
— Япония вас разочаровала?
— Как ни странно, я её полюбила. Мы с Веричевым стали друзьями, и в конце карьеры его пригласили в бои без правил. Он предложил мне хорошо заработать. Мне стало интересно. В свободное время от сборов и соревнований я выступала там по рестлингу и по боям без правил. Чемпионат по боям без правил я выиграла в 1995 году и на какое-то время стала в Японии звездой.
— Кто организовывал эти турниры?
— Все они контролировались японской мафией якудза. В какой-то момент они стали проводить коммерческие бои с заранее известным исходом, и где-то приходилось проиграть, но за это платили хорошие деньги. Так был устроен бизнес. Официально это не афишировалось, но знающие люди всё понимали, посмотрев поединок.
— Большинство соперниц вы побеждали одним приёмом — удушением из бокового удержания. Это была ваша «коронка»?
— Да, я использовала исключительно технику дзюдо, не занималась другими единоборствами и добивалась побед теми приёмами, которые хорошо знала.
— Сколько вам платили?
— От $5 до 10 тыс. за один турнир. По тем временам это были очень хорошие деньги, за которые, если нужно, можно было и проиграть. При этом нас селили в шикарные гостиницы, возили на солидных машинах. Некоторые поединки проходили по-настоящему. Это было интересным испытанием, но у меня не было много времени, чтобы заниматься смешанными единоборствами, изучать ударную технику, как это делают современные бойцы. Я могла приехать и выступить один–два раза в год.
— В Японии культ больших людей. У вас, наверное, не было отбоя от фанатов?
— Действительно, поклонников было много, да и в целом люди очень уважительно относились: останавливали на улице, просили автографы, сфотографироваться. Это и до сих пор остаётся, когда я приезжаю в Японию. Это очень открытая и радушная страна с отличной и правильной кухней и красивой музыкой. Япония мне настолько нравится, что с удовольствием бы поехала на чемпионат мира по дзюдо этого года.
— Вы пробовали свои силы и в другом традиционном японском искусстве сумо. Почему там не задержались?
— Как ни странно, сумо мне вообще не понравилось. Я получаю удовольствие от продолжительной физической нагрузки. Когда ты борешься, продумываешь, как провести приём. Во время пятиминутной схватки у тебя открываются поры, идёт пот, а в сумо за несколько секунд поединка ты этого не чувствуешь. Также мне не очень приятны удары в лицо при столкновении. Я начинала тренироваться под руководством Владимира Яковлева на базе «Самбо-70». Нам показывали основные движения, как нужно присесть перед схваткой, как встать, какой должна быть форма, но мне сразу всё это не понравилось. Это выглядело всё, как шоу. Другое дело, когда я посмотрела, как тренируются в школах сумо в Японии, какие они делают растяжки, какие выдерживают физические нагрузки, но всё это ради одного удара. Этот вид спорта не для меня, хотя с удовольствием смотрю соревнования по сумо. Это зрелищный вид спорта, но не мой. Мне больше по душе кимоно и дзюдо.
— Вы смотрели бои Фёдора Емельяненко в Японии, который, как и вы, вышел из дзюдо? Как относитесь к современным смешанным единоборствам?
— Меня очень интересует эта тема, смотрю бои по телевизору. Когда Фёдор дрался в Питере с Фабио Малдонадо три года назад, он меня приглашал. Мы смотрели этот захватывающий бой рядом с Николаем Валуевым. Жаль, что таких бойцов, как Федя, которые выходят на ринг молча, но гордо и красиво и безо всяких скандалов, становится всё меньше. Сейчас всё сводится к переходам на личности и закулисным дракам. Федя просто украсил этот вид спорта, и благодаря ему многие начали заниматься им в России. Побольше бы таких спортсменов, как Фёдор — сильных, скромных и мудрых.
— Как вы с ним познакомились?
— Он был моим спарринг-партнёром при подготовке к Олимпиаде в Атланте. Он тогда был третьим–пятым номером в мужской сборной и помогал мне на сборах в Кисловодске. Он и тогда был очень скромным и немногословным, серьёзно относился к тренировкам, но у нас быстро возникли дружеские отношения. Тогда я и подумать не могла, что он станет знаменитым спортсменом, но рада, что именно Фёдор сейчас флагман смешанных единоборств у нас в стране. Дай бог ему здоровья и всего хорошего.
— В чём вы видели проявление его скромности?
— Я знаю, что когда его именем хотели назвать зал по единоборствам, он отказался. Сейчас модно называть спортивные объекты в честь выдающихся спортсменов, и Федя безусловно заслужил это, но проявил присущую ему скромность.
— Олимпийские игры в Барселоне стали последним крупным турниром для единой команды СНГ. Как проходила подготовка к ним, случались ли в команде конфликты?
— Нет, всё было по плану. У нас была хорошая и дружная команда, в которой олимпийскими чемпионами стали грузин Давид Хахалейшвили и азербайджанец Назим Гусейнов. Той страны давно уже нет, но наша команда жива, и мы до сих пор все общаемся друг с другом. В подготовке к Играм у нас не было никаких трудностей. Сборы проходили согласно запланированному графику. Единственной проблемой стал отбор в мужской команде.
— Там уже отдельные республики старались лоббировать своих представителей?
— Действительно, были спорные решения. В мужской команде лидером тяжёлого веса был Сергей Косоротов. Хахалейшвили не участвовал в чемпионате России, но потом выиграл «прикидку» и попал на Олимпиаду.
— Косоротов до сих пор считает это решение необоснованным. Вы с ним согласны?
— Действительно, он не знал о контрольной схватке и не готовился к ней, а всю работу строил с прицелом к Олимпиаде. Но вокруг тяжёлой весовой категории началась нездоровая лихорадка. Хахалейшвили готовился к этой схватке и вышел на неё более свежим. Тогда приехало много машин из Грузии во главе с бывшим министром иностранных дел СССР Эдуардом Шеварднадзе и было видно, что для бывшей советской республики это дело принципа. Когда задействуют фигуры такого уровня, спорт уступает место политике. Но в спорте главное результат, а Хахалейшвили команду не подвёл и завоевал золотую медаль, в красивом стиле победив в финале японца. Поэтому сейчас нет смысла рассуждать о том, как бы на его месте боролся Косоротов.
— Не жалеете, что при большом количестве наград с чемпионатов мира и Европы у вас нет олимпийской медали?
— Конечно, жалею, но так сложилось. Когда в Атланте я проиграла полуфинальную схватку, так расстроилась, что уже не могла бороться за бронзу. Настраивала тогда себя только на первое место, никакую другую медаль даже не рассматривала. Поэтому и проиграла француженке Кристин Сико, которую до этого без проблем побеждала на чемпионате Европы. В Барселоне же молодая женская команда была не готова совсем. У нас не было опыта таких больших соревнований, мы тренировались, но мало выступали на международных стартах. В итоге третье место смогла занять только Елена Петрова, а я была готова гораздо хуже.
— Атмосфера Игр в Барселоне и Атланте сильно отличалась?
— Особенной разницы не было. Но в Барселоне мы жили в очень сжатой олимпийской деревне. К нам в окна постоянно смотрели итальянцы. Но тогда в спорте не было политики и мы ощущали себя единой дружной семьёй, а Олимпиаду — большим спортивным праздником. Мне надо было бороться уже в первый день, но хотелось посмотреть церемонию открытия. Мне не разрешили идти с делегацией, но позволили посмотреть её на стадионе. До сих пор мурашки по коже идут от воспоминаний, как в нескольких метрах от меня пела Монсеррат Кабалье. В Атланте российская делегация жила отдельно, было больше строгости с проходом и доступом на объекты.
— Артисты в Атланту уже приезжали с выступлениями?
— Я не помню. Мы жили с девчонками фехтовальщицами, которые очень хорошо выступили, и общались больше с ними. Какие-то артисты приезжали, но чтобы с ними встретиться, надо было вечером идти в русский дом после награждения, где чествовали всех призёров. Кто-то ходил туда, а мне этого не хотелось.
— Что за одежду сшил вам Валентин Юдашкин в Атланте, что вы ей громко возмущались?
— Эта форма была красивой только на фотографиях. Она была сделана из некачественного материала, быстро мялась и казалась одноразовой. Никакого желания оставить этот костюм на память не было. Когда садились в самолёт на обратном пути, ткань уже заминалась и чуть ли не рвалась. Из такого дерьма она была сделана. У меня брали тогда интервью на НТВ об этих костюмах, а мы смеялись на эту тему. Я пошутила, что если бы Юдашкин оказался в этом самолёте, я бы сделала ему болевой на руку, чтобы он больше таких костюмов не шил. Потом к нам присоединились пловцы и фехтовальщики, которые, думаю, не против были его искупать или уколоть. Но в Барселоне у нас тоже была ужасная форма.
— Кто её делал?
— Югославская фирма. Качество её не идёт ни в какое сравнение с Bosco. Даже не знаю, откуда её взяли, да ещё с ужасными фиолетово-коричневыми цветами, не имевшими никакое отношение ни к России, ни к СССР. Её тоже надели пару раз и выбросили потом.
— Ходят легенды, что во время перелётов в Атланту члены спортивной делегации обильно выпивали купленные в Duty Free напитки.
— Это неправда. Может, на обратном пути кто-то и выпивал, но туда точно все летели достойно и прилично. Ребята готовились выступать на главном старте четырёхлетия и точно не нарушали режим. Могу рассказать, когда действительно хорошо выпили в полёте.
— Давайте.
— Мы летели домой из Испании с чемпионата Европы среди военных. В Москве был ураган, и наш самолёт на подлёте попал в зону турбулентности. Наш самолёт ходил ходуном от тряски и не мог сесть. Было очень страшно. Мы все руками вцепились в кресла. Я попросила соседа обнять меня, хотя мало была с ним знакома. Думала, уж умирать, так хоть вместе. Так и летели в обнимку в полной темноте. Позже мы общались, он оказался волейболистом. В итоге нас посадили в аэропорту Пулково. Все так обрадовались, что выжили, что откуда-то в самолёте появилась уйма спиртного. Видимо, зашли в магазин Duty Free. Когда мы полетели назад в Москву, нам разрешили делать всё что угодно. Распотрошили все бутылки и пили за то, что мы остались живы. На моей памяти не было такой большой радости за всю спортивную карьеру.
— У вас никогда не было желания остаться в Америке?
— В какой-то момент я хотела уехать в Америку. Мне казалось, что это моя страна, потому что там всё большое: двери, диваны, порции и кровати. Всё для больших людей. Сколько хочешь одежды моего размера. Думала, что там мне будет комфортно и хорошо. Мы с другом объехали почти всю страну, хорошо отдохнули на Гавайях. Но потом я вернулась в Москву, поехала по вечернему городу и поймала себя на мысли, что и наша столица — красивый город. Поэтому в Америку решили не ехать. А потом я уже спокойно к ней относилась. В 1993 году всей нашей женской команде по дзюдо предлагали остаться в Канаде и получить политическое убежище. Время тогда было тяжёлое, в Москве горел Белый дом, поэтому я предложила девчонкам остаться, а потом добраться до Америки, но никто меня не поддержал.
— Чем вас удивила Америка?
— Я думала, что меня должны заметить в Голливуде, но в Америке оказалось очень много крупных людей. Это в России и Японии я выделялась из толпы своими габаритами, а в Америке крупных женщин хватало, пусть и не все из них были спортсменками. Поначалу мне нравилось, что никто не обращает на меня особого внимания, а потом стало раздражать. Как же так, меня и не замечают.
— Почему вы отказались от съёмок в Playboy за три тысячи долларов?
— Тогда много было разных предложений. Я понимала, что являюсь нестандартной дамой, которая не подходит под представления большинства мужчин о красоте, поэтому кому-то эти съёмки могли показаться смешными. А мне не хотелось бы видеть негативную реакцию.
— Другие съёмки в вашей жизни были?
— Конечно. Я снималась в фильме Андрея Кончаловского «Розы для Эльзы». Играла спортсменку, которая успешно дралась с хулиганами. Ну мне и сразу было понятно, что приглашают подраться. Побить кого-нибудь, побросать или подушить — это мой профиль.
— Чем вы занимались после окончания карьеры?
— Когда моя спортивная карьера закончилась, я обратилась в федерацию, чтобы работать тренером, но тогда мне не смогли ничего предложить. В женском тяжёлом весе тогда образовался провал. Вместе со мной тренировались сильные спортсменки, Ирина Родина и Теа Донгузашвили, а после ухода последней бороться стало некому. Сильный спортсмен может вырасти только в конкурентной среде, какая была у нас. Сейчас появились молодые девочки, но с ними надо ещё много работать, чтобы довести хотя бы до европейского уровня. Поняв, что в федерации мне места нет, я начала пробовать работать в разных сферах и организовала пивной бар в Люблино, который был очень успешным бизнес-проектом. Потом попробовала пожить в Европе. Мой отец — немец, и у меня есть родственники в Германии, но сама страна мне не понравилось. Гораздо интереснее было во Франции. Я понимаю, почему французы такие патриоты, что предпочитают отдыхать в своей стране, а не путешествовать по всему миру. У них есть практически всё. Один раз там произошла со мной забавная история. Я ехала по автобану, не успела прочитать указатель с нужным поворотом, уехала в Швейцарию, а потом через Италию возвращалась назад. Франция очень нравилась. Я там прожила два года, подучила язык и могла запросто смотреть телевизор, но потом познакомилась с литовцем, вышла за него замуж, переехала сначала в Литву, а потом мы решили жить в России. Построили дом в Истринском районе, где и живём с тех пор. Часто ездим к нему на родину в Литву. Ребёнку там нравится проводить время в детских лагерях с палатками и путешествовать по Европе.
