На фоне протестов в Сети возобновились конспирологические рассуждения о том, что, возможно, за ними стоит власть или присутствует «рука спецслужб». Многие, например, считают, что лидеры оппозиции пользуются или пользовались ранее некоторой неприкосновенностью. NEWS.ru спросил у экс-сотрудника КГБ Геннадия Гудкова, специализирующегося на спецслужбах журналиста Андрея Солдатова и депутата, бывшего советника главы Росгвардии Александра Хинштейна, что они думают насчёт подобных версий.
Геннадий Гудков в разговоре с NEWS.ru рассказывает, что в беседах со знакомыми из власти он действительно встречал мнение, что лучше всего регулировать протест, не давая ему исчезнуть или разрастись до слишком больших масштабов.
— Имеет ли под собой основание популярная версия о том, что в России власть или спецслужбы контролируют протест, дают возможность отдельным оппозиционерам действовать тут и там, так как это позволяет лучше их контролировать, и в случае чего не нужно опять начинать работу с новыми лидерами протестов?
— Я слышал точку зрения в Кремле и спецслужбах о том, что они специально оставляют якобы управляемых оппозиционеров, скажем, Евгения Ройзмана в Екатеринбурге или Максима Резника в Петербурге и так далее, чтобы затем «прихлопнуть» в нужный момент. Подчеркну, что это происходит помимо воли и согласия этих оппозиционеров. То же самое и с Алексеем Навальным. У спецслужб, по крайне мере, в своё время была задача купировать ряды лидеров протеста, чтобы они были немногочисленными, чтобы ничего не вырастало. Однако у них выполнить эту задачу не получилось. После того как под Владимиром Путиным, как мне кажется, «зашатался трон» в 2019–2020 годах, спецслужбы. возможно, решили ликвидировать Навального как главный центр оппозиции.
— Было ли нечто подобное ранее, когда вы работали в органах?
— Я работал там 10 лет — с 1982 по 1992 год, — и таких методов тогда не было, но и ситуация была другая. Может быть, спецслужбы сталкивались с чем-то похожим на стыке 19-го и 20-го.
— Играет ли в подобной деятельности роль то, что кто-то хочет заработать на протестах очки, звания, увеличить финансирование?
— Конечно. Под подобную деятельность даются деньги, должности и всё остальное. Я вам так могу сказать, основываясь на моих беседах с ними, — силовики мечтают о радикализации протеста, чтобы кто-то начинал кидаться «коктейлями Молотова» и прочее. Они хотят, чтобы протест из мирного превратился в немирный, потому что тогда они могут развернуться на полную. Получить средства, новые возможности, чуть ли не чрезвычайные полномочия. Они считают, что справятся с ситуацией, смогут всё контролировать, и при этом Владимир Путин будет им обязан.
— Звучит так, как будто, по вашим словам, спецслужбы подставляют Кремль.
— Они не подставляют. Они отстаивают свои интересы, то, как они их видят, а Владимир Путин ведётся на это. Президент думает, что можно силой добиться всех результатов. Но я точно не знаю, какой ход мыслей у главы государства, это нужно спрашивать у него.
В свою очередь Андрей Солдатов обращает внимание на то, что в России сразу несколько организаций занимаются «политическим сыском» и у каждой может быть свой подход.
— Имеет ли под собой основание популярная версия о том, что в России власть или спецслужбы контролируют протест, дают возможность отдельным оппозиционерам действовать тут и там, так как это позволяет лучше их контролировать и в случае чего не нужно опять начинать работу с новыми лидерами протестов?
— Я бы сказал, что это точка зрения имеет право на существование. У разных организаций, занимающихся политическим сыском, разный подход. Подразделения ФСБ могут играть в долгую игру. Ранее они уже давали расти некоторым протестным организациям, давали становиться им сильнее, чтобы, когда они их «схлопывали», получали больше очков. Но это, скорее, практика фээсбэшная, чем Центра «Э», у которого другое видение, отчёты по уголовным делам и так далее.
— Во время протестов было несколько эпизодов, например, с задержанием человека с битой или поджогом полицейского автомобиля, которые со стороны многим показались постановкой. Это может быть работой спецслужб?
— Вот здесь как раз я не вижу никаких противоречий. Компрометировать движение, разваливать его изнутри, заниматься провокацией — это более чем укладывается в технологию и картину мира, по которым работают эти структуры. Из того, что я видел на видео, действительно было похоже на постановку. Но подчеркну, что на протестах я не был и своими глазами ничего не видел.
— Играет ли в подобной деятельности роль то, что кто-то хочет заработать на протестах очки, звания, увеличить финансирование?
— Эта точка зрения была крайне популярна лет 15. Что, мол, умные люди из силовиков искусственно раздувают угрозу оппозиции, так как понимают, что на этом зарабатываются звёздочки, ресурсы и прочее. Однако последние пять лет, примерно с 2016 года, со стороны администрации президента мы наблюдаем микроменеджмент. Спецслужбы используются в качестве инструмента подавления. Их не используют как «think tank», где придумывают какие-то стратегии. Владимир Путин через администрацию президента жёстко всё контролирует. Даже если в спецслужбах думают, что, например, хорошо бы что-то подкрутить, действовать так им не дают.
Александр Хинштейн называет идею о контролируемом протесте конспирологией, так как иначе непонятно, почему власть даёт проходить массовым акциям протеста и вынуждена использовать большие полицейские силы, чтобы не допустить столкновений.
— Имеет ли под собой основание популярная версия о том, что в России власть или спецслужбы контролируют протест, дают возможность отдельным оппозиционерам действовать тут и там, так как это позволяет лучше их контролировать и в случае чего не нужно опять начинать работу с новыми лидерами протестов?
— Это конспирологическая версия, но то, что в любой конспирологии есть почва и она появляется не на пустом месте — это так. Значительное число лидеров протеста в перестройку, те, кто возглавил освободительные, если так можно сказать, движения национальных республик, находились в «определённых отношениях» с органами безопасности. Более того, часть этих протестных движений, по сути, формировалась при помощи государства. Так было, в частности со всеми «Народными фронтами» Эстонии, Литвы.
Однако в какой-то момент те, кого считали управляемыми, вышли из под контроля и начало происходить то, что начало происходить. Неслучайно в своих мемуарах последний председатель КГБ СССР Вадим Бакатин пишет в мемуарах, что к нему приходил Витаутас Ландсбергис и настоятельно просил передать все дела, связанные с агентурой, ему. Так как Ландсбергис появился не сам по себе, его мотив был вполне понятен. Допускаю ли я, что какие-то лидеры оппозиции в каких-то отношениях с властью? Допускаю, примеры такие есть. Означает ли это, что власть сама координирует эти протесты? Нет.
— Играет ли в подобной деятельности роль то, что кто-то хочет заработать на протестах очки, звания, увеличить финансирование? Ведь аналогичные мотивы были у сотрудников КГБ при позднем СССР.
— Это была тогда не частная инициатива партийных структур или представителей госбезопасности. В конце Советского Союза была госполитика, направленная на создание некой подконтрольной оппозиции. Безусловно, среди тех, кто принимал решения, были те, кто хотел монетизировать своё существование. Есть примеры, когда разные большие руководители оказывались в коммерческих структурах или на видных должностях в новом правительстве. Однако, повторюсь, это было частью единой государственной стратегии. Практика показала, что она была выбрана неправильно: выпустили джина из бутылки, подлили масла в огонь, а когда всё разгорелось, стало непонятно, что с этим делать. Стали судорожно смотреть, как пламя разгорается и его языки приближаются к ботинкам.
— Сейчас такую стратегию уже не станут использовать?
— Сейчас всё изменилось и с точки зрения внутриполитической работы, и с точки зрения работы государства и понимания им роли и места общества. Создавать, как в 80-е, оппозицию не нужно, она есть самая настоящая. Отдельные представители власти, желающие так или иначе монетизировать свои возможности, могут быть. Я даже допускаю, что они есть. Однако говорить о едином госзаговоре и создании такого своеобразного полицейского социализма я бы не стал.
