Тема лесных пожаров в Сибири наряду с протестами в Москве — одна из основных обсуждаемых в течение нескольких последних недель. В ней неразделимым клубком сплелись как дилетантские спекуляции, так и вполне обоснованные претензии к властям. Генпрокуратура возложила вину за возгорания на «чёрных лесорубов», скрывающих поджогами незаконные вырубки. Не пытается ли государство таким образом перенаправить недовольство своими действиями на других, насколько оправдан информационный ажиотаж вокруг этой проблемы и какие политические решения могут реально скрываться за ней, разбирался News.ru.
Действительно, заявление Генпрокуратуры выглядит не столько результатом реальных надзорных изысканий, сколько политической реакцией. Перед этим фраза губернатора Красноярского края Александра Усса о том, что тушить лесные пожары в Сибири «бессмысленно, а где-то, возможно, даже вредно», стала ходовым мемом в оппозиционном сегменте социальных сетей, а в городах восточнее Урала начались акции протеста с требованием начать тушить возгорания.
1 августа премьер Дмитрий Медведев заявил, что причиной пожаров могут быть умышленные поджоги, и поручил правоохранительным структурам проверить это. Следственный комитет тут же направил группу своих сотрудников из столицы в Сибирь, а Генпрокуратура в течение менее чем недели сделала заявление, растиражированное центральными телеканалами.
Необходимо более серьёзно контролировать места законных рубок, уж тем более — не допускать незаконных. Выявляли мы такие факты и в Иркутской области, когда, судя по всему, пожарами «прикрывали» незаконные рубки, — заявил представитель Генпрокуратуры Александр Куренной.
Кроме того, ведомство якобы установило, что региональные власти предоставляли недостоверные сведения о местонахождении возгораний, расстоянии до населённых пунктов и времени ликвидации пожаров, тем самым вводя в заблуждение экстренные службы.
С 2015 года, согласно приказу Министерства природных ресурсов и экологии, региональные власти могут не тушить лесные пожары в «зонах контроля», если они не угрожают населённым пунктам и если «прогнозируемые затраты на тушение превышают прогнозируемый вред». Это как раз то, о чём говорил красноярский губернатор Усс. Однако надзорные органы считают, что выводы о «нецелесообразности» тушения делались чиновниками необоснованно и чуть ли не злонамеренно.
Достоверно можно говорить об искажениях в Иркутской области и ряде других регионов. По Красноярскому краю проверка ещё идёт, по Бурятии таких случаев выявлено не было, — заявили в Генпрокуратуре, пояснив что поведение чиновников получит правовую оценку.
Информация прокуратуры о халатности должностных лиц и кознях «чёрных лесорубов» вряд ли может вызвать сомнения. Профессор Иркутского государственного университета Пётр Наумов рассказывал News.ru, что незаконными вырубками в Приангарье промышляют якобы даже руководители исправительных колоний. По его словам, зэки неоднократно поджигали лес по приказу надзирателей, чтобы колонии отдавали участки с более качественной живой древесиной. Впрочем, в самих ИК утверждения Наумова опровергают.
Сомнения вызывает попытка выдать эти обстоятельства за основную причину происходящего в Сибирском регионе — и первое, и второе для России отнюдь не ново. Тем не менее, не каждый год происходят пожары такого масштаба: по некоторым оценкам, площадь горящих лесов в России сейчас значительно превысила 2 млн гектаров. Кстати, что-то подобное было в 2012 году: по официальным данным, тогда горело более 1 млн, а по заверению Greenpeace 10–12 млн гектаров, что само по себе уже формирует подозрительную тенденцию. Нынешние пожары Greenpeace оценивает следующим образом: 4 млн гектаров одновременно горящего леса и около 13 млн уже сгоревшего.
Опрошенный News.ru эксперт в области лесного хозяйства уверен, что поджоги с целью скрыть незаконные вырубки не могли спровоцировать такое масштабное возгорание.
Наверное, прокуратура не работала раньше в этом направлении (незаконных вырубок. — News.ru), поэтому и не обнаруживала. Я на самом деле не думаю, что поджоги были направлены на то, чтобы скрыть места незаконных вырубок. Скорее, наоборот. Традиционно идёт обратная практика. То есть идут поджоги, а за ними идёт так называемая санитарная рубка, которая позволяет ту древесину, которая не успела сгореть полностью, но пройдена пожаром, достаточно быстро изымать. Таких случаев, наоборот, достаточно много.На масштабы повлиять это не могло, нет. Видите, тут даже если поджоги были, они локальные сами по себе. Они худо-бедно всё равно происходят в зоне контроля, нормального авиационного контроля за пожарами, где они достаточно быстро обнаруживаются, поэтому их потушить гораздо проще. Это добавляет какой-то всё равно вклад, но он, скорее всего, неосновной. Основной — это массивные большие пожары, которые захватывают у нас, вот если брать край, это юг Иланки, центральную часть Иланки и Приангарье. Поэтому одиночные случаи могли быть, но это явно не то, что привело к таким массированным пожарам.
В то же время в недавнем прошлом имели место политические решения, которые действительно сформировали все условия для той ситуации с пожарами, которая сложилась сейчас. После принятия нового Лесного кодекса штат лесников в России был сокращён с 70 тыс. до 12 тыс. человек. Вкупе с другими ведомствами, которые занимались лесоохраной, работу потеряли 170 тыс. человек. Сам лес был превращён в движимое имущество, его переход в частную собственность или аренду обрубал возможность государственного контроля. Случайность или нет, но после принятия кодекса, уже в начале 2008 года, пожаров в стране стало в 41 раз больше, чем за аналогичный период 2007 года. Эксперты видят между этими вещами непосредственную связь.
Безусловно, Лесной кодекс 2006 года очень сильно поменял ситуацию и фактически ликвидировал лесную охрану. Несколько лет её вообще не было. А то, что попробовали выстроить после этого, примерно в десять раз слабее того, что было в предыдущий период. То есть примерно в десять раз меньше стало людей, техники. И были годы, если вы помните 2010 год, когда именно в результате этих реформ лесной охраны вообще не было как такового явления в законодательстве.
Это и тогда спровоцировало опасное развитие пожаров в Центральной России, и в последующие годы определило, собственно, недостаток сил, который и приводит к тому, что мы вынуждены отказываться от тушения пожаров. То есть результатом этих реформ стали в том числе последующие процессы, которые привели к появлению так называемых зон контроля и далее к ситуации, когда регионы настолько недофинансированы, настолько слабы с точки зрения охраны, что на законодательном уровне решают не тушить пожары, ну, собственно, это привело к ситуации в этом году.
Все эти пожары, естественно, начинались как маленькие. Их можно было бы потушить, если бы хватало людей и техники, но их не стали тушить, потому что очень сильный дефицит сил. А теперь уже они настолько разгорелись, что потушить их уже не получится. Связь, безусловно, есть, но, конечно, это не единственный фактор, который повлиял. Всё-таки с тех пор прошло довольно много лет, и ситуацию неоднократно можно было улучшить. Просто хронически каждый год на борьбу с пожарами не обращали внимание, пока она не стала публичной такой в этом году.
Отличие сейчас — да, конечно, это очень плохой год, он, возможно, станет самым плохим, но, в общем-то, у нас подобные катастрофы происходили несколько раз, и на них просто не обращали внимание, пока дым не приходил в крупные города. Поэтому в последующие годы тоже принимались неверные решения в смысле финансирования лесной охраны, в первую очередь, регионов, и именно это надо исправить сейчас. То есть надо сократить зоны контроля и принципиально увеличить финансирование регионов.
Сотрудник Института леса Александр Бондарев в разговоре с News.ru добавил, что немалую роль сыграло уже упомянутое решение Минприроды, разрешающее не тушить лес в сравнительно отдалённых районах. Тем самым, по его словам, фактически было заранее определено, что всю северную часть Сибирского региона тушить не будут.
То есть у нас теперь территории разделены на несколько зон, и есть такая зона космического мониторинга, которая не тушится. Ну а раз не тушат и погода позволяет, то вот пожары и разрослись, — говорит учёный.
Бондарев пояснил, что в отличие от предыдущих лет, в этом году огонь с «заброшенных» территорий перекинулся на леса, которые подлежат вырубке, чем, по его мнению, и объясняется широкий информационный резонанс. Эти лесные массивы в Томской области и Красноярском крае, Иркутской и Томской областях два года назад были обработаны специальным реагентом от тутового шелкопряда, который уничтожал огромные площади, заросшие пихтой и кедром.
Леса высохли, лишились хвои и стали как пороховая бочка. Рано или поздно они должны были загореться. То есть всё вот как-то так наслоилось, и ситуация вышла из-под контроля. Когда пожары захватывают такие территории, тушить уже практически бесполезно. Это уже ничего не даёт, — говорит Александр Бондарев.
По утверждению эксперта, восстановление экосистемы после пожаров этого года займёт десятки и даже сотни лет, особенно когда речь идёт о пихтовых и кедровых лесах.
Согласно исследованиям, средний возраст российских лесов составляет 150–200 лет, то есть крупные пожары примерно с такой периодичностью обнуляли естественные процессы роста природной среды и запускали их заново. Обычно на это ссылаются, когда говорят, что опустошающие лесные пожары — явление, в целом, нормальное. Явление нормальное, но нормальна ли имеющаяся периодичность? И выдержит ли экосистема, если её будут «обнулять» раз в несколько лет, а не как прежде — один раз за несколько поколений?