«Ни одна русская могила не будет снесена, а городские власти продолжат обеспечивать уход и поддержание порядка на коммунальном кладбище, где находится более 5200 православных захоронений. С 2001 года оно имеет статус исторического памятника, что делает его одним из самых знаковых мест города... [Не может быть] оправданий для посягательств на долг памяти и уважение к усопшим вне зависимости от их происхождения», — заявили в мэрии Сент-Женевьев де Буа. Ранее там отказались принимать деньги от РФ за аренду 23 участков и уход за ними «из-за исключительной международной обстановки». В ассоциации Memoire Russe («Русская память»), которая восстанавливает русские захоронения Франции, уверены, что выход найдется. Куда больше опасений вызывает состояние захоронений, в том числе воинских, за пределами знаменитого некрополя. Об этом NEWS.ru рассказал президент ассоциации, автор книги «Подлинная история авиаполка „Нормандия — Неман“» Сергей Дыбов.
— Сергей Владимирович, почему вообще заговорили об угрозе сноса русских могил во Франции? Такое, в принципе, возможно?
— Все дело в местных законах. Когда во Франции кого-то хоронят, надо оплатить место захоронения. Минимум на 10 лет. Раньше существовали вечные концессии, теперь максимальный срок, если я правильно помню, определен в 70 лет. Когда он истекает, могилы объявляются заброшенными и идут под снос (разумеется, если не осталось родственников, которые продлевают договор). Там проводится дезинфекция, оттуда удаляют останки людей и участок передают новым владельцам, вместо расширения кладбищ. Такая практика распространяется абсолютно на все могилы, неважно, захоронены в них французы или иностранцы.
— В случае с Сент-Женевьев де Буа речь как раз о таких невостребованных могилах, на которые истек срок концессий?
— Именно. Надо понимать, что на этом кладбище покоятся не только знаменитые соотечественники — от Ивана Бунина (кстати, недавно его могилу отреставрировала местная ассоциация) до Андрея Тарковского. Там масса очень старых могил эмигрантов первой волны, которые ничем не прославились. Они провели последние годы в «старческом доме» в Сент-Женевьев де Буа, поэтому их похоронили на городском кладбище. Впоследствии ему суждено было стать историческим русским некрополем. Могилы многих людей, чьих имен мы уже никогда не узнаем, находятся заброшенном плачевном состоянии. Восстановить все разом невозможно, взносы делались частями. А теперь ремонт отложен на неопределенный срок. Но при этом в мэрии обещают, что эти безымянные или полузаброшенные могилы сносить не будут. Русский участок кладбища классифицирован как памятник истории и охраняется государством. И я уверен, что всё утрясется. Другое дело, что Россия уже переводила французам несколько миллионов на приведение в порядок захоронений. И возникает большой вопрос, на что ушли эти огромные суммы.
— По нашей информации, мэрия города сейчас предлагает такую схему: французы берут эти концессии на свой баланс, а потом выставят российской стороне счет задним числом, «когда международная обстановка успокоится». Это может сработать?
— Это один из вариантов. Проблема еще и в том, что у посольства РФ возникают технические сложности с проведением оплаты через банки из-за санкций. В конце концов, если французы откажутся принимать деньги от государства, возможно, они примут их от нас — частной общественной ассоциации. Но вообще я очень удивлен, что с Сент-Женевьев де Буа возникли такие затруднения. Раньше мэрия была настроена весьма благожелательно. В последнее время там происходили всяческие пертурбации: за два года в городе сменился третий или четвертый мэр. Возможно, именно с этим связан такой неожиданный жест с их стороны. При этом всего месяц назад мы получили от той же мэрии разрешение на обновление мемориала Анны Воронко.
Это русская эмигрантка, которая похоронила на Сент-Женевьев де Буа своего единственного сына, погибшего в рядах французской армии в 1940 году. Она выкупила участок, где захоронила прах еще 26 русских солдат, павших во Второй мировой войне. Рядом с сыном покоится и сама Анна Феликсовна. Также на ее могиле установлены мемориальные доски в память о двух героинях русского сопротивления, у которых нет своих могил, — Веры Оболенской и Елизаветы Скобцевой, известной как мать Мария.
Но о самой Анне Воронко незаслуженно забыли. Мы решили привести в порядок ее захоронение, насколько хватило средств. Французская фирма, которая занимается похоронными делами, восстановила стершиеся надписи. Мэрия дала добро на эти работы, правда, поначалу там тоже возникла заминка.
— По той же причине, что и с посольством?
— Нет, совсем по другой. Дело в том, что на мемориальной доске в память о матери Марии был изображен орден Отечественной войны с серпом и молотом. И активисты другой ассоциации наших соотечественников, которые позиционируют себя как наследники белой эмиграции и в штыки воспринимают советскую символику, этот орден с мемориала стерли. Вот такие есть подводные камни. Также мы поначалу забеспокоились, удастся ли нам теперь завершить реставрацию на Сент-Женевьев де Буа могилы еще одной нашей соотечественницы Аллы Басиной-Дюмениль, майора французских ВВС, создательницы женских авиационных частей у де Голля. Но в целом особых проблем возникнуть не должно. Гораздо острее, на мой взгляд, ситуация с русскими захоронениями на других французских кладбищах.
В Монморанси под снос идут более 300 русских могил — генералов, белоэмигрантов, писателей. К примеру, там похоронены атаман Астраханского казачьего войска Герман Михайлович Астахов, генеральный секретарь Союза русских военных инвалидов во Франции Михаил Аркадьевич Валуев, дирижер и основатель оркестра балалаечников Федор Тереньтевич Добролеж, артистка Балета маркиза де Куэваса Соланж Головина, литератор Сергей Шерешевский, сопровождавший Бунина в Стокгольме в 1933 году при вручении Нобелевской премии...
К сожалению, еще лет пять назад многие русские могилы на кладбище в Монморанси я видел в плаченом состоянии. На большинстве были установлены деревянные кресты, и со временем они сгнили или обвалились. Возможно, некоторые могилы уже снесены. Также под снос объявлены несколько могил в Медоне, в Тиэ. Но тут нет никакой политической подоплеки. Не осталось родственников, некому продлевать концессии — участки передают новым владельцам. То же самое происходит и с французскими могилами — их сносят очень быстро.
На одном из парижских кладбищ участки сейчас активно передаются китайской общине. Она выкупает землю большими секторами. Там среди полей еще стоят одинокие кресты, но на их месте уже активно возводят китайские пагоды.
— Как вышло, что многие русские захоронения во Франции доведены до такого состояния? Ими никто не занимался?
— Конечно, занимались. Просто объем работ очень велик. Наша ассоциация как раз была создана для того, чтобы ухаживать за русскими захоронениями во Франции, прежде всего воинскими. Мы работали с архивами, собирали средства, по мере сил восстановили несколько могил (в том числе братских), установили мемориальные доски, причем не разделяя погибших на несоветских и советских. Несколько проектов удалось реализовать с нашим посольством. Например, открыть памятник нашим солдатам Первой и Второй мировой войны на севере Франции. Но залатать все дыры невозможно.
Проблема в том, что в России нет своей организации, подобной Народному союзу Германии по уходу за военными захоронениями, Американской комиссии во военным монументам или Комиссии по британским военным захоронениям. Кстати, ключевую роль в создании последней сыграл Редьярд Киплинг, чей сын погиб по Франции. Вместе с такими же неравнодушными британцами он добился от своего правительства, чтобы оно учредило специальную структуру по уходу за воинскими могилами за рубежом.
— С Германией у РФ с 1992 года действует соглашение о взаимном уходе за военными могилами. Эта сфера четко регламентирована. А что во Франции?
— К сожалению, аналогичного российско-французского договора нет. Строго говоря, во Франции вообще нет русских и советских военных некрополей. Некоторые могилы наших солдат, погибших на территории Франции, вообще считаются гражданскими. Большинство же разбросано по французским, британским, бельгийским и даже немецким военным кладбищам. Соответственно, судьба этих могил отдана на откуп местных администраций.
В моем городе Булонь-сюр-Мер есть огромное кладбище, где лежат несколько тысяч британских солдат, погибших в двух мировых войнах. И среди них пять могил русских. Недавно британцы поставили для них отдельную стелу с православным крестом. Я был просто потрясен и безмерно им благодарен.
На других британских военных кладбищах во Франции также стоят стелы с православными крестами или пятиконечными звездами в память о наших солдатах. Британцы вообще содержат в идеальном состоянии и свои, и иностранные могилы — у них там есть и русские, и польские, и немецкие участки. Французские военные некрополи не так ухожены, в некоторых районах они просто разваливаются. И французы не так щепетильны в отношении русских захоронений. Где-то еще можно найти таблички, что здесь покоится русский или советский солдат, но таких все меньше. Американцы вообще убрали всех иностранцев со своих военных некрополей. В основном они находятся в Нормандии, и все в образцовом состоянии, с мраморными крестами. Но «чужих» туда не принимают. А немцы просто хоронят всех без разбора.
На немецких захоронениях во Франции есть небольшое число могил и русских военнопленных, и власовцев, воевавших на стороне вермахта. И не всегда можно понять, кто есть кто. Недавно мы обнаружили останки двух советских пленных, которые вообще были похоронены как «неизвестные немецкие солдаты».
— Вам помогают французские поисковики? Связи с ними не прервались?
— Их помощь огромна и бесценна. Без них мы бы далеко не ушли. И даже сейчас, на фоне последних событий французские волонтеры продолжают нам помогать. Никто от нас не отвернулся. Есть клубы реконструкторов, которые приходят к нам в форме советских солдат, участвуют в наших мероприятиях. В прошлом году они позвали нас на памятное мероприятие в День Победы, а мэрия Булонь-сюр-Мера даже подняла советский флаг по такому случаю. Другое дело, что такое отношение сейчас встретишь далеко не во всех французских городах, все зависит от ситуации на местах. Где-то мы сталкиваемся с очень негативным отношением, а где-то поддержка в адрес РФ, я бы сказал, с перебором. Конкретно в нашем городе, повторюсь, нет никакой русофобии со стороны властей. С местной администрацией мы работаем давно. Вот собирались установить памятные доски советским партизанам. И вопрос был решен позитивно, но сначала завис из-за ковида. А теперь нам говорят: «Мы вас полностью поддерживаем, но давайте с табличками все же повременим».
