В ходе встречи главы правительства Дмитрия Медведева и руководителя акционерной компании по транспорту нефти «Транснефть» Николая Токарева были обнародованы данные о том, что компания, судя по значительному росту прибыли, успешно выходит из кризисного периода. О том, стоит ли бояться того, что нефть закончится, или того, что американцы обыграют нас сланцевой нефтью, а также о проблемах отрасли корреспондент News.ru поговорил с президентом Союза нефтепромышленников России Геннадием Шмалем.
— Геннадий Иосифович, какими запасами нефти обладает Россия?
— Немереными. В наших северных морях находятся очень большие ресурсы нефти. По оценкам специалистов, наш арктический шельф, подчеркиваю, только арктический шельф, имеет около 100 млрд тонн нефтяного эквивалента, из них примерно 30 млрд — нефть, а 70 млрд в нефтяном эквиваленте — это газ. Но это только ресурсы. Запасы — это совсем другое дело. На сегодня у нас примерно на 10% разведано Баренцево море.
— А что же с остальными морями?
— Они разведаны ещё очень слабо. Хотя недавно в Карском море «Эксонмобил» совместно «Роснефтью» открыли месторождение на платформе «Университетская», которое назвали «Победа». Извлекаемые запасы из этого месторождения — около 130 млн тонн. Это только извлекаемые запасы. Это, конечно, довольно прилично. Разведано хорошее месторождение. Но, в принципе, если говорить об остальных месторождениях, которые находятся в том же Карском море, например, или в других морях, в том же море Лаптевых, то там, как говорится, ещё и «конь не валялся». И это является одной из главных задач, которые есть у нас сегодня — проводить дальнейшее изучение и разведку этих природных богатств. В своё время было много споров вокруг так называемых «серых» зон между Норвегией и Россией. Потом было принято решение провести линию, разделить границы. За это время норвежцы на своей зоне открыли уже несколько месторождений, а мы же ещё даже не начинали разведывать.
— Разве это хорошо, что мы не проводим разведку своих богатств?
— Просто у норвежцев другого пути нет... А у нас ещё достаточно запасов есть на суше, на шельфе, всё-таки всё достаточно дорого: и использование, и разведка, и эксплуатация, поэтому мы пока не спешим. У нас есть Восточная Сибирь. Мы построили нефтепровод «Восточная Сибирь — Тихий океан». В своё время было много споров: зачем нам строить такой нефтепровод, для чего он нам? Но тогда руководство «Транснефти», в частности, президент компании Семён Вайншток, приняло правильное решение, которое получило и нашу поддержку. Мы считали, что такой нефтепровод нужен. Хотя он и окупился не сразу, потому что строительство такого нефтепровода — занятие дорогое. Но с другой стороны — это создание инфраструктуры. Именно поэтому мы сегодня в Восточной Сибири добываем достаточно большое количество нефти. «Сургутнефтегаз» — это Талакан (Якутия), более 9 млн тонн, «Роснефть» — это Ванкор (Красноярский край) 20 с лишним миллионов тонн нефти, Юрубчено-Тохомское месторождение (Красноярский край) только ожидает своей очереди, как и Верхнечонское месторождение (Иркутская область), которым занимается «Иркутская нефтяная компания». Она за короткое время выросла в добыче от ноля до 8 млн тонн нефти. Таким образом, около 50 млн тонн мы добываем в Восточной Сибири. Не за горами то время, когда выйдем и на север.
— Пару лет назад активно шли разговоры, что мы можем в скором времени исчерпать этот ресурс. Так ли это?
— Все ресурсы, в принципе, исчерпаемы. Но надо открывать новые источники. Необходимо заниматься разведкой, поиском. Российской нефтяной промышленности уже больше 150 лет, началась она с Северного Кавказа, потом появились Бакинские нефтяные промыслы. Они работают уже больше 140 лет, и до сих пор нефть в них добывают. Поэтому, конечно, будут колебания, но эти источники достаточно длительного использования даже по мировым меркам. Хотя да, вопросы с исчерпанием нефтяных источников периодически возникают. Лет 50 назад их тоже задавали, за это время добыли несколько миллиардов тонн нефти, а запасы не уменьшились, а увеличились за счёт открытия новых месторождений, за счёт того, что появляются новые территории. В России, помимо арктического шельфа, есть шельф Каспия, у нас есть шельфы восточных морей. На Каспии мы уже работаем, открыт целый ряд интересных нефтегазоконденсатных месторождений: имени Корчагина, имени Филановского. Последнее является одним из самых крупных месторождений (около 200 млн тонн извлекаемых запасов), которые открыты были в постсоветский период.
— Пару лет назад американцы на весь мир заявляли, что открыли месторождение сланцевой нефти. Представляет ли это угрозу нашей экономике, может ли она соперничать с нефтедолларами, которые получает Россия от продажи отечественной нефти?
— Такая нефть и у нас тоже есть, хотя она немножко другая. Мы её не называем сланцевой, но по определению она похожа на то, о чём говорят американцы. Это так называемая баженовская свита на территории Тюменской области и Ханты-Мансийского автономного округа. Это более миллиона квадратных километров. Разные цифры геологических запасов называются, но это от 100 до 150 млрд тонн. У американцев значительно меньше. Даже они сами признают, что больше всего запасов сланцевой нефти в России. Наши геологи, например, Иван Нестеров из Тюмени и академик Алексей Конторович говорят, что 15–20 млрд тонн нефти в баженовской свите есть. Но пока нет технологии добычи этой нефти. Если добывать её существующими методами, то мы извлечем 3%, максимум 5%, а всё остальное останется в земле. Этого нельзя допустить. В мае 2017 года был создан национальный проект по разработке баженовской свиты. Во главе «Газпромнефть», специалисты этой компании занимаются очень вдумчиво и обстоятельно проектом. Но есть и другие горизонты, например хадумский газоносный горизонт Ставрополья, и ещё целый ряд более глубоких, например, в том же Уренгое, у нас есть верхний слой так называемого сеноманского газа — чистого газа — метана. Затем, валанжинский газ — это газ с конденсатом. То есть то же самое, что и нефть, только в два раза лучше. Из одной тонны конденсата можно получить моторного топлива в два раз больше, чем из тонны нефти. Есть ещё более глубокие горизонты — валанжин, это глубина примерно 2–2,5 тыс. метров. Ещё есть ачимовские отложения на глубине 3,5–4 тыс. метров. Запасы достаточно большие, поэтому мы можем и должны заниматься этим, но надо развивать технологии.
— Когда слушаешь вас, возникает иллюзия, что всё у нас гладко. Неужели обходитесь без проблем?
— Почему же? У нас есть одна очень серьёзная проблема — мы серьёзно отстали с развитием нефтехимии и газохимии. Например, за последние 20–25 лет китайцы развили свой химический сектор до такого уровня, что сегодня полтора триллиона продукции даёт только химический сектор. Это больше, чем весь российский ВВП. А у нас химический сектор даёт всего 80 с небольшим млрд продукции, что в 20 раз меньше. О чём говорить, если только одна немецкая компания «Басф» производит нефтехимической продукции в 1,5 раза больше, чем все химики России. Отсюда вывод: если говорим о композитных материалах для строительства подводных лодок и автомобилей, необходимо их выпускать. Сейчас же отечественных композитных материалов нет. Следовательно, нужно развивать химическую промышленность. В нефтепромышленной отрасли России есть масса проблем, над которыми нам надо работать. Особенно надо уделять внимание развитию нефте- и газохимии. В этом будущее нашей экономики.
