Снова ждём перемен

Первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации по экономической политике, председатель Временной комиссии СФ РФ по мониторингу экономического развития Сергей Калашников поделился своим видением 2018 года с News.ru.

Криптовалюты — это реальность, к которой Россия не готова

— Сергей Вячеславович, что год грядущий нам готовит? Как будет развиваться отечественная экономика?

— Мы переходим к новой экономической системе — цифровой, или информационной, экономике. Это принципиально новая модель, о которой ничего не писали экономисты прошлого — ни Маркс, на Хайек. Дело в том, что мир всегда имел дело с материей. Прилагая энергию, люди получали некий продукт, который выставляли на рынок. Сейчас цивилизация подошла к тому, что человек берёт информацию, перерабатывает её и в качестве товара выдаёт тоже информацию. На сегодняшний день так живёт весь мир.

— Но информация — явление не материальное...

— Разумеется, но сегодня я могу построить дом, а могу составить программу для 3D-принтера, который функционирует с бетоном, и он мне быстренько этот дом построит. На сегодняшний день программа «Как делать» (Know how) служит определяющим фактором современной экономики. Ярким примером является криптовалюта, которая родилась из давно известного принципа распределения информации, распределённых баз данных, которая внесла новый элемент в виде блокчейна. Криптовалюта возникла из уже существующего определённого набора цепочек букв, который определяет совершенно новый информационный эффект. Это не фейк, от этого уже никуда не деться — это очевидная реальность.

— Но ведь криптовалюта, тот же биткоин — это очень дорогая валюта.

— Дороговизна биткоина определяется тем, что это самая старая и самая первая валюта. Есть огромное количество валют, которые очень дёшевы. Вопрос в другом — насколько Россия готова к восприятию этих новых явлений, которые мы закрыть не можем. Оттого, что мы их запретим, они не перестанут существовать. Как они существуют сейчас на сером рынке. Речь идёт о том, насколько мы готовы к восприятию этой новой реальности. Я очень боюсь, что мы не готовы.

— Почему же? Многие страны мира вводят в оборот криптовалюты. Отчего же мы отстаём?

— Причина очень проста: у нас крепко сидит в головах принцип «если я чего-то не понимаю, то это нужно запретить». Вчера пришла новость из Белоруссии, что они разрешили обращение, майнинг криптовалюты. Это очень важный шаг. И Россия как союзное государство, безусловно, не может оставить это без последствий. На сегодня это очень важный сигнал для нас. Тем более что возможности России, конечно, не сравнимы с Белоруссией ни по производству техники, ни по наличию грамотных специалистов. Мы огромная страна, у нас возможностей больше. То, что мы не даём своим специалистам проявить своё национальное преимущество — это большая проблема тех людей, которые отметают сам прогресс. Президент России Владимир Путин дал указание подготовить к 1 июля 2018 года закон по обращению криптовалют. Сегодня есть несколько площадок, на которых этот закон готовится. Насколько я знаю, ни на одной площадке не обсуждается вопрос: можем ли мы это регулировать или нет. А это, безусловно, необходимо.

К 2030 году рынок труда качественно изменится

— Какие риски будут испытывать отрасли, так скажем, традиционной промышленности? Останутся ли они в эпоху цифровой экономики?

— Им будет хуже, это однозначно. Есть одна причина. Сейчас работает новый, 6-й технологический уклад в ходе 4-й технологической революции, и он находится только в начале. Дело в том, что темпы развития совершенно несовместимы с тем, что было в предыдущую индустриальную эпоху. Уже понятно, что вместо шахтёров будут роботы, многие рабочие места будут автоматизированы. Понятно, что компьютер заменит бухгалтеров и прочих менеджеров.

— Что же будет с традиционными специалистами? Чем они будут заниматься?

— Это большой вопрос. Новый технологический уклад несёт новые социальные риски. Это при том, что старые защитные механизмы, например, социальное страхование перестало быть вероятным, оно стало плоским, старение населения уже привели к определённому ограничению деятельности принципов гуманизма. Например, современным видам занятости — фриланс, аутсорсинг — профсоюз не нужен. Классические социальные защитные механизмы XIX и XX веков уже сейчас начинают «пробуксовывать», а с развитием новых технологий они вообще уйдут на периферию.

— Следуя этой логике, человек может остаться без социальной защиты?

— Думаю, нет. Может ли современное общество при развитом гуманизме позволить людям валяться на улице и умирать от болезней, не оказав им медицинскую помощь? Наверное, нет. В Совете Федерации РФ на днях даже закон «О защите животных» приняли. Информационная революция — это новые социальные вызовы, и это очень серьёзная проблема. Не только власть не осознаёт эту идею, хотя для неё это наиболее актуально, но даже многие специалисты не понимают, что идёт трансформация. ЮНИСЕФ привёл данные, что в 2030 году 70% нынешних специальностей исчезнет. На их место придут абсолютно новые профессии, которые на сегодняшний день ещё неизвестны.

— А куда же денутся люди, профессионалы, имеющие нынешние специальности, через 12 лет?

— На первых местах по востребованности в России сейчас стоят водители, но им на смену уже пришли автоматизированные системы, а куда же денутся водители? В стране огромное количество бухгалтеров, но все операции, которые они выполняют, уже автоматизированы. Единственные, кто никуда не денется, это 1,7 миллиона охранников. Это здоровые люди, которые не хотят работать, а сидят и разгадывают кроссворды. Они никуда не денутся. Но в охранники придётся отправить минимум 20–30 млн человек.

— Пахнет трагедией...

— Нет, что вы, любая проблема решается. Цивилизация, выдвигая вызовы, даёт и инструменты. В общем-то, намётки есть. Вопрос в другом: тема цифровой революции не обсуждается.

— Чтобы не пугать людей?

— Людей можно не пугать, но обсуждать это всё необходимо.

Оптимистичный взгляд на 2018 год

— Какие отрасли промышленности будут развиваться в 2018 году?

— За 2017 год не создано никаких практических предпосылок для реального роста ВВП, не за счёт сырьевого сектора. Одно дело — желание, а другое — реалии. Однако, на 2018 год у меня очень оптимистический взгляд. Очень верится, что 2018 год станет переломным годом. Таким годом перемен.

— Откуда такая уверенность?

— Страна ждёт перемен примерно так, как во времена Цоя, когда он пел соответствующую песню. Страна понимает, что дальше так жить нельзя. Будут ли эти перемены и какие, зависит от многих факторов, но люди надеются, и я надеюсь, что 2018 год станет годом перемен. Ведь уже возникло понятие застоя, но это не тот застой, который был в 70–80-е годы прошлого века.

— На что делаем мы ставки в 2018 году?

— Все ставки сделаны на добычу углеводородов. Однако и американцы, и арабы, и даже туркмены делают всё, чтобы российский рынок углеводородов за рубежом сократился. Для России это будет, безусловно, катастрофой. На сегодня мы осуществляем целый ряд попыток возрождения инновационной экономики в виде создания преференций для стартапов, для территорий опережающего развития (ТОР).

— Но стартапы, ТОРы существуют уже сравнительно давно.

— Это так, но эффективность их работы весьма сомнительна. Стартапы хороши. Но стартапу нужно помогать, а не просто говорить, что «если предприниматель придёт в „Сколково“, с него налоги не возьмут». Этим малым предприятиям нужно дать инфраструктуру, нужно дать совершенно иное авторское право. Каждое государственное ведомство тратит ежегодно определённые деньги на НИИР. Предполагается, что в результате научно-исследовательских работ создаётся интеллектуальный продукт. Однако этот интеллектуальный продукт в большинстве случаев вообще не ставится на баланс. Самое главное в том, что тот продукт, который мы получили, не пускается в дело.

— Может быть, законодательное урегулирование поможет?

— Да, именно. Возникла идея принять закон. Суть его в том, что если собственник, на средства которого сделано то или иное исследование и результаты его принадлежат ему, в течение трёх лет никуда его не отдаёт, оно становится публичным. Любой может взять и использовать. Это правильная логика. Законопроект разрабатывается.

— В начале года, на волне программы импортозамещения, мы начали возрождать агропромышленный комплекс. К каким итогам мы пришли к концу года?

— В начале 90- х годов мы отказались от понятия «отрасль народного хозяйства», так как пришло понимание, что отрасли были нужны только для учёта, контроля и планирования. А Госплан и само народное хозяйство исчезли. Пришло понимание, что нет отдельно взятых отраслей, а есть взаимосвязанные социально-экономические комплексы. Например, мы за счёт эмбарго, введённого против санкций, в значительной степени за 2015–2017 годы подняли производство сельскохозяйственной продукции. Но в 2017 году мы столкнулись с тем, что зерно нам некуда девать. Сейчас мы 70% продуктов закупаем за границей, а спрос населения, покупательская способность граждан упали. В то же время качество отечественной продукции не всегда соответствует, не может конкурировать с западными образцами. Но в итоге раньше мы покупали в любом магазине французский сыр, а теперь он только в отдельных магазинах.

— В начале 2017 года очень активно шёл разговор о возрождении оборонно-промышленного комплекса. Что мы имеем к концу года?

— Сегодня мы отдаём огромные деньги на возрождение ОПК. За все прошедшие 25 лет мы столько не вкладывали. Доля в бюджете, как по открытым статьям, так и по закрытым, довольно существенна. В 2017 году она составила более 1,4 трлн рублей.

— Владимир Путин, выступая перед Генеральным штабом, сказал, что мы не можем сейчас войти в очередную гонку вооружений. Чем это объясняется?

— Да, мы действительно не можем. Цифры, затрачиваемые на ОПК, не сопоставимы. В 2017 году Министерство финансов РФ увеличило расходы на оборонную промышленность на 80 млрд рублей, в то время как США — на 11 млрд долларов. Гонку вооружений, даже в рамках СССР, мы проиграли. Мы обречены на то, что гонку вооружений мы раскручивать не будем. И хотя ОПК даёт, безусловно, мощный стимул для развития науки, но даже после конверсии оборонные предприятия обладают целым рядом характеристик, не позволяющих им быть конкурентными на мировом рынке.