Творческая встреча с популярным писателем, публицистом и политическим деятелем Захаром Прилепиным, состоявшаяся в рамках книжного фестиваля «Красная площадь», собрала сотни посетителей выставки. Литератор говорил об увиденных своими глазами и описанных в его книгах событиях на Украине, поворотах собственной судьбы и друзьях из ДНР, которых «почти всех уже похоронил». На встрече писателя с читателями побывали журналисты NEWS.ru.
— Мы когда-то ехали с моими товарищами из Донецка — возили гуманитарную помощь — зимой с 2014-го на 2015-й. В своём кругу, малом кругу, я расхвастался: мол, живу сейчас жизнью писательской, а могу любую другую жизнь выбрать. Скажем, перееду в Донецк и стану там комбатом. Или могу начать пьянствовать и спиться. А могу в политику пойти. А потом я буду священником в деревне. Наболтал, а потом еще и рассказ написал по этому поводу, позже он вошел в мой сборник «Семь жизней».
И вдруг, совершенно неожиданно для меня, начало само собой сбываться. Я познакомился с Александром Владимировичем Захарченко (глава ДНР с 4 ноября 2014 года, погиб 31 августа 2018 года. — NEWS.ru). И наша с ним дружба переросла в мою службу до самой его смерти (Прилепин был советником Захарченко, занимал должность заместителя командира батальона спецназа по работе с личным составом армии ДНР. — NEWS.ru).
Позже чуть не сбылось мое «пророчество» о том, что «могу спиться». Я стал писать биографию Сергея Есенина. Впервые в жизни ощутил есенинское энергетическое поле, как сказали бы некоторые. Оно наисильнейшее.
Я понял уже к концу написания книги, что он меня утаскивает за собой. Никогда не переживал такой сложный чёрный и страшный период, как тот, когда я описывал Есенина.
Потом началась совершенно неожиданная для меня политическая жизнь (Захар Прилепин — член центрального совета партии «Справедливая Россия — Патриоты — За правду». — NEWS.ru). Теперь жду, когда в священники подамся. Раз уж я сам себе напредсказывал.
— Ведомый какими-то непонятными энергиями, я стал появляться в Киеве, ездил на Гуцульщину — в Западную Украину — примерно с 2011 года. С 2011-го по 2013-й объездил значительную часть Украины. При этом я не был в Донбассе. Для киевской интеллигенции, представители которой были моими знакомыми и собутыльниками, а сейчас мы все враги, уже тогда было очевидно, что на Украине будет гражданская война.
Они на любом застолье про это говорили, что «вот у нас есть запад и восток, мы никогда не помиримся, будет рубилово тут. Через год, через два, но этого не избежать».
В 2013 году зимой я написал статью о том, что Украина никогда не войдет ни в Евросоюз, ни в НАТО, никогда не уйдет от России. Но она начинает включать систему хаоса, который будет разрушать страну.
Надо мной тогда посмеялись наши либералы. И украинские мои знакомые говорили, что я не прав: «Вот увидишь — через полгода мы будем в Евросоюзе, через год — в НАТО. Россия, до свидания». С того времени я каждый год выкладывал эту статью в соцсетях в ту же дату, 23 декабря. И говорил: вот видите, как я написал, так и происходит. Сбывшееся предсказание не вызывает у меня никакой радости, как вы понимаете.
— Одна из моих книг донбасского цикла называется «Всё, что должно разрешиться. Хроника идущей войны». Первый вариант этой книги мы представляли вместе с Александром Захарченко в Москве примерно в 2016 году. Потом книжка четыре раза дописывалась мною, потому что всё время кто-то из главных персонажей погибал, и о нём я писал уже в прошедшем времени.
В последний раз она выходила и заканчивалась разговором моим с Вохой — Владимиром Жогой, вот и его уже нет. Я боюсь теперь что-то добавлять или переписывать, так как книга, уже она стала таким большим некрологом. Хотя изначально была бодрая, весёлая про нас, про русский мир. А сейчас я почти всех своих друзей из ДНР похоронил.
У меня есть несколько донецких, донбасских книжек. Я стал, наверное, в какой-то степени летописцем этих событий.
— Начинаешь перечитывать русскую классику и советскую прозу уже взрослыми глазами — не устаешь поражаться: авторы как будто про наши дни писали!
Вспомним пушкинское «Клеветникам России» (стихотворение стало реакцией поэта на массовую кампанию во Франции за военное вмешательство в поддержку Польши. — NEWS.ru). А какой была международная политическая обстановка к 1830–1831-м? После войны 1812 года, когда трупами русских солдат уложили пол-Европы, победили Наполеона, разделили с Европой земли, все крупные страны что-то получили. Россия получила Польшу, но Польша начала требовать у России свои земли обратно, а заодно — часть Украины и Белоруссии. Франция поддерживает Польшу, обещая, что «теперь мы вместе будем бить этих русских».
Включаются европейские медиа, бесконечные фейкомёты дают описание русских войск как мародёров. Денис Давыдов, который и сам воевал, постфактум пишет: какое безобразие, почему такая совершенно бесстыжая ложь по отношению к России?
Пушкин пишет стихотворение «Клеветникам России». За это с ним многие перестают здороваться, внучка Кутузова говорит, что ему теперь ни один приличный человек руки не подаст. Потому что этот круг поддерживал поляков — европейскую нацию, которая хотела вернуть себе свои земли, а заодно прихватить Украину и Белоруссию.
Вот как обстояло: русских бьют, с Пушкиным не здороваются, внучка Кутузова болеет за поляков, Европа мочит Россию через СМИ...
У Михаила Шолохова в «Тихом Доне» тоже прямо современные типажи и страсти. Почти та же самая политическая ситуация — вся эта самостийщина, потом Польша врубается в войну. Когда я впервые пересёк границу (приехал в ДНР. — NEWS.ru), вдруг увидел персонажей «Тихого Дона». Они реальные, оказывается, эти мужики! Именно они там и есть!
На самом деле, когда Шолохов начал писать роман в 1925 году, русская и мировая литература была дворянской: в романах ходили туда-сюда Дубровский, Каренина, Каренин и Болконский. Народ присутствовал, но в виде единичных персонажей третьего или четвертого ряда. А Шолохов вывел бабу и мужика главными героями! Это удивило и поразило весь мир.
Шолохов входил в десятку самых модных писателей своего времени, и это вызывает колоссальную ненависть нашей либеральной интеллигенции. Они же считают себя центром истории! А тут (в романе Шолохова. — NEWS.ru) какие-то ополченцы становятся героями эпоса, совершают немыслимые подвиги на фоне страшных трагедий и братоубийственной войны. Интеллигенция же со своей кислой миной перестала быть предметом интереса, в том числе для народа. Народ сказал им: «Да пошли вы к чёрту со своими страстишками, у нас там нормальные ребята на Дону, мы за них болеем и волнуемся».
Мы (россияне. — NEWS.ru) должны были после 1991 года превратиться в людей, не помнящих родства. На это были заточены телевидение, литература. На то, чтобы мы забыли свою историю. Но наш молчаливый, медленный русский народ всем своим существом вдруг сказал: «Нет!» И это была самая большая ошибка и неудача тех людей (речь о западных структурах. — NEWS.ru).
Они-то рассчитывали, что и сейчас включат протестную интеллигенцию и русские люди ахнут, узнав, что Галкин-то против спецоперации! И Ургант тоже против. А россияне читают эти новости и говорят: «Ну и что, что Галкин и Макаревич против спецоперации? А мы за!»
— «Они сражались за родину» почему такой сильный фильм? Да потому, что Сергей Фёдорович Бондарчук сам воевал. И все остальные [занятые в картине артисты] тоже либо воевавшие, либо дети войны. А где сейчас находится сын Сергея Бондарчука, я не знаю.
Про сегодняшние события (спецоперацию РФ на Украине. — NEWS.ru), я очень боюсь, фильмов хороших не будет. Потому что сидит режиссёр в Москве — потом кто-то приедет оттуда (из ДНР. — NEWS.ru) и ему перескажет. А он не видел, не знает этих людей. Он речи их не знает, он их не осязает. Он снимет очередной голливудский боевик — только Мыкола и Волына будут бегать по степи. Которую он тоже не видел и не нюхал.
Мне Соловьев (телеведущий Владимир Соловьев. — NEWS.ru) часто говорит на программе: «Не волнуйся, ребята-военные вернутся со спецоперации и снимут кино, напишут новые книги, песни». Но ведь они — танкисты, десантники и морпехи — не могут писать книги и снимать кино, для этого нужно специальное образование.
И вообще, это не их работа — кино снимать. Этим должно заниматься государство, и я надеюсь, что оно меня слышит.
