28 марта знаменитому советскому и российскому актеру, звезде фильма «Берегись автомобиля» Иннокентию Смоктуновскому исполнилось бы 100 лет. Он прошел Великую Отечественную войну, сражался в боях на Курской дуге, бежал из плена, играл в различных провинциальных театрах, пока случайно не оказался в Москве. Как артист выжил в ВОВ и почему не попал в фильм «17 мгновений весны» — в интервью дочери Смоктуновского Марии для NEWS.ru.
— Вникая в обстоятельства биографии вашего папы, понимаешь, что к нему применимо определение «поцелованный Богом». Ему удалось выжить на Курской дуге, не получить ранение, сбежать из плена. Он вам рассказывал об ужасах ВОВ?
— Папа говорил о жутком времени войны. Его призвали на фронт молодым, 18-летним юношей. Он сражался в пекле на Курской дуге, участвовал в освобождении Украины во время боев при форсировании Днепра.
Папе и еще одному воину дали задание перейти вброд и доставить в штаб документы. Это было очень опасное дело, потому что с противоположной стороны протоки стреляли. Его напарника ранили. Папа видел, как он, странно разбрасывая руки, упал в воду, барахтался, вставал и снова валился на бок. А папа должен был уходить. Он пытался прорваться через зону обстрела. И ему все-таки удалось пройти эту протоку и доставить эти документы в штаб на острове.
За это его представили к награде — медали «За отвагу». Правда, вручили ее только спустя 49 лет прямо на сцене МХАТа после спектакля «Мольер». Ему прикололи медаль прямо на камзол короля Людовика ХIV. Такой был замечательный сердечный момент.
— Как долго он был в плену?
— Месяц и четыре дня. Ему чудом удалось бежать из плена. Когда фашисты перегоняли военнопленных из одного города в другой, они переходили деревню Первомайку в Каменец-Подольской области.
Папа попросил у немца воды. Они переходили через мост, и солдат показал ему жестом, что можно спуститься под сооружение. На той речушке был тонкий лед. Папа как-то пробил его, выпил немножко воды. Он был совершенно без сил, но попробовал затаиться за опорой моста.
Когда немец спустился посмотреть, нет ли кого, то не заметил папу. Так ему удалось скрыться. Папа слушал, как шелестят шаги военнопленных, а потом все смолкло. Тогда он понял, что его уже не найдут.
Папа побрел в сторону поселений и дошел до небольшой деревеньки Дмитровка. Постучался в ближайший дом и свалился без сил на пороге. Его отнесли внутрь, уложили в кровать, потом отмыли и укрыли под своей крышей. Папу спасла замечательная украинская женщина Василиса Шевчук.
Он жил в этом доме в течение месяца, и его как-то вернули к жизни, потому что папа был совершенно без сил, очень изможденный. Спустя время он вступил в партизанский отряд и сражался вместе с ними. А потом это подразделение соединилось с частями действующей Красной армии. Они освобождали Польшу и брали Берлин. Вот так он рассказывал нам об ужасах войны, всегда мечтал, чтобы ее больше никогда не было.
— Наверное, День Победы был для него самым главным праздником.
— Да. Папа ходил встречаться со своими однополчанами. Они собирались в сквере рядом с Большим театром. Это были очень сердечные и душевные встречи. Наверное, они плакали, вспоминали тяжелейшие годы войны. Для папы это был священный праздник.
— Удалось ли Иннокентию Михайловичу найти Василису Шевчук после войны?
— Да. Она даже приезжала к нам, когда мы жили в Ленинграде. Папа был очень благодарен этим людям, потому что они рисковали своей жизнью и жизнями своих близких. Ведь за укрытие военнопленного была только одна мера — расстрел.
— Ваш папа не просто выжил на войне, но и смог состояться в профессии. Иннокентий Михайлович осознавал, что за ним как будто присматривает ангел-хранитель?
— Папа был верующим человеком. Во время войны ему удалось выжить. Он даже не был ранен, несмотря на то что и справа, и слева погибали его однополчане. Папа говорил, что, возможно, во время Великой Отечественной его охраняла какая-то сила. Вероятно, это был Господь Бог.
— Как вы думаете, если бы ваш папа был жив, как бы он отнесся к происходящему в Донбассе? Считал бы, что конфликт разожгли националистические формирования украинцев, а вся нация здесь ни при чем?
— Наверное, да. Он думал бы, что националисты разожгли конфликт, а вся нация ни при чем. Он бы очень переживал, что такое происходит сейчас.
— Думаю, это почти риторический вопрос. Но можете ли вы назвать его патриотом?
— Да, папа очень любил свою родину и сражался за ее свободу. Он говорил: «Не верьте, когда говорят, что на войне не страшно. На войне очень страшно, но надо преодолевать этот страх и идти вперед, в атаку». Храбрость воина не в том, чтобы бежать вперед, ничего не соображая, а в том, чтобы понимать, как все опасно, и все равно идти в атаку.
— После плена у него в паспорте стояла отметка «39». Что это значит и как она повлияла на его судьбу?
— Это означало, что папе нельзя жить в 39 городах Советского Союза. Те, кто был в плену, оказывались под подозрением. Почему они уцелели и выжили? Поэтому было такое ограничение. Потом бывших пленных забирали в лагеря.
У папы был товарищ, тоже бывший военнопленный. Они с ним договорились раз в два месяца отправлять друг другу открытку с таким текстом: «Дядя Вася чувствует себя прекрасно». Это означало, что все хорошо.
Однажды папа такую открытку не получил. Тогда он понял — что-то случилось. Бросил все, пошел к товарищу домой, а его нет. И мать вся в слезах. Забрали. Тогда папа понял, что над ним тоже нависла угроза.
Он уехал в Норильск, полагая, что оттуда его точно никуда не сошлют. Работал там четыре года в Норильском театре. За один сезон они выпускали по 16–18 спектаклей. Так что работа в местном театре послужила для него отличной актерской школой.
— У Иннокентия Михайловича был долгий путь к славе. И когда читаешь его биографию, замечаешь, как много в ней судьбоносных встреч. Как думаете, без этого удалось бы Смоктуновскому состояться как артисту?
— Я думаю, тот большой сложный путь, который он прошел до того, как приехать в Москву, стал для него не только жизненной основой, но и настоящей актерской школой. Все это помогло ему состояться потом как артисту.
— Какие случаи вы считаете самыми счастливыми, сыгравшими важную роль в его судьбе?
— Когда папа приехал в Москву, то пытался устроиться хотя бы в один из столичных театров. Приходил на показы, но ему говорили, что у них нет свободных штатных актерских единиц, и не брали его.
Но Софья Владимировна Гиацинтова, главный режиссер театра имени Ленинского комсомола, взяла папу в театр на разовые роли. Не в штат, но платили за каждый выход в спектакле.
Однажды для спектакля «Годы странствий» папе нужен был комбинезон танкиста. Подходящий нашли в костюмерной, но он был очень велик. Нужно было ушить. Папа отправился в пошивочный цех, где заведующей цехом работала моя мама, Суламифь Кушнир.
Так они встретились. Оба были молодые, красивые, веселые и свободные. И между ними скоро возникло замечательное чувство ответственной любви. Папа приходил к маме в пошивочный цех, приносил ей небольшие букетики фиалок или подснежников. Они вместе ходили в столовую.
А через некоторое время папа сделал ей предложение: «Суламифь, будьте моей женой». Мама согласилась. Она была очарована папой. Так у них появилась семья, а вместе с ней — нужда в постоянной работе.
Одна из сотрудниц в мамином цеху была личной портнихой знаменитой актрисы Марины Алексеевны Ладыниной. Через нее мама попросила организовать встречу с ее мужем, режиссером Иваном Пырьевым.
Иван Александрович был директором «Мосфильма» и Театра-студии киноактера. Несмотря на занятость, он нашел полчаса в своем плотном графике и принял папу. Сначала он внимательно его рассматривал, слушал и спрашивал, какие роли играл Смоктуновский.
Папа рассказывал о тех театрах, в которых работал, о своем репертуаре. В конце Иван Александрович написал письмо, запечатал его и сказал идти с ним в Театр-студию киноактера (нынешняя Мастерская «12» Никиты Михалкова. — NEWS.ru). С такой протекцией папу приняли внимательнее, чем когда он сам приходил. Его зачислили в штат, правда, только актером третьей категории. Но это уже была постоянная работа.
Я рассказала лишь о немногих судьбоносных встречах. Но такие замечательные удачи стали основой папиной удивительной актерской биографии.
— Именно на «Мосфильме» произошла встреча с Георгием Товстоноговым, которая в итоге привела к той грандиозной театральной роли князя Мышкина?
— Встреча с Георгием Товстоноговым случилась через актера Евгения Александровича Лебедева. Они вместе с папой снимались в фильме «Шторм».
Георгий Александрович Товстоногов в то время собирался ставить спектакль «Идиот», и Лебедев разглядел в папином образе что-то от облика князя Льва Николаевича Мышкина. Евгений Алексеевич поделился соображениями с Товстоноговым и рассказал ему про другой папин фильм — «Солдаты». Там он играл лейтенанта Фарбера.
Товстоногов посмотрел и воскликнул: «Глаза! У этого актера его глаза. Как его зовут? Смоктуновский? У него глаза Мышкина!» Так Георгий Александрович стал звать папу в спектакль. И он оказался в БДТ.
— Каким руководителем ваш папа его запомнил?
— Думаю, наполненным творчеством. Именно благодаря ему папе удалось создать образ князя Мышкина. Вначале было очень тяжело, но потом в одном из коридоров «Ленфильма» он увидел человека, который, несмотря на общую суету и толпу людей, отрешенно стоял и читал книгу. И что-то в его облике натолкнуло папу на верный образ. Позже этот человек даже приходил к нам домой.
Это была очень сложная работа, но она принесла ему грандиозный театральный успех. Моя мама говорила, что это был живой князь Лев Николаевич Мышкин со страниц романа Достоевского.
А когда на спектакль приходил внук писателя Андрей Федорович Достоевский, он остался под огромным впечатлением. После показа он пришел к папе в гримерную и сказал: «Иннокентий Михайлович, потрясающий спектакль. Вы гений!» Вот такое было признание.
Многие специально приезжали из других городов Советского Союза, чтобы посмотреть на Смоктуновского в роли Мышкина. Иногда приходилось специально вызывать конную милицию, потому что после спектакля аплодисменты могли длиться 32 минуты!
— Иннокентий Михайлович ведь работал во многих театрах — и в нескольких провинциальных, и в крупных: в БДТ, в Малом, во МХАТе. А какой театр он считал своим домом?
— Я думаю, папа считал МХАТ своим домом. Там он работал начиная с 1976 года. У них сложилось прекрасное взаимодействие с Олегом Николаевичем Ефремовым.
— А какие роли были его любимыми, какие он сам выделял?
— Думаю, что любимыми были роли в чеховских спектаклях: роль Гаева в спектакле «Вишневый сад». Любил Войницкого в спектакле «Дядя Ваня» и роль Людовика XIV, «короля-солнце», в спектакле «Кабала святош». Ему нравилось играть монарха.
Папа любил роль композитора Иоганна Себастьяна Баха в спектакле «Возможная встреча». Они играли вместе с Олегом Николаевичем Ефремовым. Папа — Баха, а Олег Николаевич — Генделя.
— Какие работы папы вы больше всего любите?
— Гаева в спектакле «Вишневый сад», доктора Дорна в «Чайке», короля Людовика XIV. Он будто бы постоянно смотрелся в невидимые зеркала и отмечал, какое впечатление производит на окружающих. И, конечно, мне очень нравился композитор Бах в спектакле «Возможная встреча».
— Иннокентий Михайлович часто был доволен работой в кино и театре или строго к себе относился?
— Он очень строго к себе относился и всегда стремился к лучшему. На каждый спектакль папа выходил с полной отдачей. Не было такого, чтобы он позволял себе какие-то проходные эпизоды или неважные сцены. Папа создавал очень целостные образы. Все сцены были для него важны.
— А правда, что в фильме «Берегись автомобиля» он впервые сел за руль?
— Да. До того как начать сниматься в фильме „Берегись автомобиля“, папа не умел водить. На подготовительной работе у папы был инструктор, который учил его водить машину.
Потом папа рассказывал, что, когда уже научился водить машину, инструктор сказал: „Иннокентий Михайлович, теперь нужно, чтобы перед вами в 200 метрах ехал бы мотоциклист с рупором и кричал бы: „Он едет, он едет! Осторожно, товарищи!“ и позади, в 200 метрах, тоже надо, чтобы ехал с рупором».
Папа спросил: «А зачем в 200 метрах позади меня еще мотоциклисты?» — «Так нужно, чтобы он кричал в рупор: „Товарищи, он проехал! Можно спокойно продолжать движение“». Шутка такая была.
В фильме как раз этот инструктор, Александр Микулин, выполнял все трюки, а папа просто ездил.
— Я читала, что в интервью 1965 года на вопрос, предпочитает Иннокентий Михайлович театр или кинематограф, он отвечал, что «и то, и другое дорого моему сердцу, но вот вынести двойную нагрузку оно не в состоянии». На ваш взгляд, все же что он любил больше?
— Даже не могу сказать. Очень любил и театр, и кино, старался распределять силы. Он был очень трудоспособный, много работал. Было такое, что в театре шел на спектакль «Иванов», в кинотеатре «Ударник» показывали фильм «Гамлет» с его участием, по телевизору — фильм «Чайковский», а по радио в записи Иннокентий Михайлович читал «Капитанскую дочку» Пушкина.
В один день был сразу в четырех местах. Когда были предложения новой работы, он пытался всегда согласиться и был устремлен в творчество все время.
— А бывало, что он отказывался от каких-то ролей или от работы с какими-то режиссерами?
— Обычно, если не позволял график. Было предложение Сергея Федоровича Бондарчука сыграть Андрея Болконского. Но в тот же момент Григорий Михайлович Козинцев предложил ему сыграть «Гамлета», и папа выбрал Шекспира.
Кстати, ему предлагали сыграть Штирлица. Но тогда пришлось бы четыре года сниматься в Москве. Папа попросил разменять нашу ленинградскую квартиру на московскую. Но так сделать не удалось, и папа остался в Ленинграде, а роль получил Вячеслав Тихонов. Так что приходилось иногда, конечно, отказываться.
— Он когда-нибудь жаловался на жизнь, на профессию, может быть, на коллег?
— Не припомню, чтобы жаловался на профессию или на коллег. Профессия, конечно, была очень тяжелая, подвижническая. Но он не жаловался. Все как-то сам переносил.
— Как он относился к своей колоссальной известности? У него же была масса поклонниц?
— С пониманием относился к популярности и очень дорожил любовью зрителей. Папа говорил, что в театре каждый в зале дарит актеру кусочек своей жизни. Это такое сотворчество. Хороший спектакль получается, когда зритель сопереживает происходящему на сцене. Поэтому, конечно, папа дорожил вниманием зрителей.
— Мама никогда не ревновала к поклонницам?
- Мама как-то с пониманием относилась к поклонницам. Однажды, когда принесли цветы домой, она сказала: «Отнесите к памятнику Пушкину. Он его боготворит». Но чаще она принимала эти цветы и передавала папе. Мама как-то умела все тактично сделать и воспринимала поклонниц как часть профессии.
— Они же прожили вместе 40 лет. Как бы вы описали их отношения?
— Отношения были замечательные. Мама очень поддерживала папу, а ему была очень важна ее вера в него.
— А чему папа вас научил? Или вы чему у него научились?
— Маленькую меня папа учил плавать на Черном море. Потом — ездить на велосипеде, позже — уже на машине.
— Вот вы могли его охарактеризовать как мягкого или все же строгого отца?
— Я думаю, все же, наверное, мягкого. Он всегда был внимателен и деликатен. Никогда не ругался сильно, так объяснял, чтобы было понятно, но вместе с тем не очень строго.
— Он не был против, когда вы отправились в актерскую профессию? Обычно артисты стараются отговорить своих детей.
— Я выпускница Московского академического хореографического училища. Когда я оканчивала пятый класс, то педагоги говорили, что, наверное, не надо Маше учиться, потому что мало данных. Папа мне сказал: «Машенька, говорят, что мало данных, наверное, не надо учиться. Можно уйти в обычную школу».
Но я очень любила балет и довольно-таки хорошо окончила хореографическое училище. Меня взяли в Большой театр. Тогда главный его балетмейстер и председатель экзаменационной комиссии Юрий Николаевич Григорович сказал: «Вот Смоктуновскую тоже берем, и не по блату!» Нас с курса взяли семь человек.
Я начала работать в Большом театре. Но стала набирать лишний вес и ничего не могла с этим сделать. Пришлось уйти из Большого. Тогда папа сказал: «Машенька, конечно, балетная профессия очень хорошая, интересная, но драматический театр — это тоже интересное искусство. И, может быть, тебе попробовать себя как драматическая актриса?»
— То есть он вам сам предложил?
— Да и показал меня режиссеру Леониду Аристарховичу Пчелкину, у которого тогда сам снимался. Мы сделали фотопробы, кинопробы. «Сердце не камень» стал моим дебютным фильмом. Всего у меня девять работ в кино.
Папа даже меня хвалил. Я сыграла небольшую роль в фильме «Гений». И когда мы были на премьере, он сказал: «Машенька, хорошо, надо продолжать». Но вот как-то не хватило какой-то уверенности в себе. К сожалению, не продолжила работу в кино.
— Каким он был партнером на площадке, вы же вместе с папой играли в спектакле?
— Замечательным. Я всегда видела, как он готовился к роли: папа тщательно продумывал грим, внимательно и ответственно подбирал костюм с художником. Я видела, как он погружается в образ. Как становится уже не собой, а своим персонажем. Это было чудо.
— Ваш отец задал традицию проводов актеров аплодисментами. Но 30 лет назад, когда это было не принято, в день прощания с ним кто-нибудь осудил такие овации?
— 6 августа папу провожали в последний путь. И зазвучали оглушительные овации. Так началась традиция провожать актеров МХАТа аплодисментами. Я думаю, все приняли ее. Она заключает в себе огромное уважение и почитание актера.
— Иннокентий Михайлович умер в 1994 году. Как складывалась ваша жизнь без папы?
— С одной стороны, это было 30 лет назад, а с другой стороны, рана не затянулась и по сей день. Мы старались научиться жить без него.
Читайте также:
Кольцо Табакова, туфли Муравьевой: киноляпы фильма «Москва слезам не верит»
Стал отцом в 79, потерял жену, отверг дочь: факты об Эммануиле Виторгане
Поддержка Путина и РФ, пощечина Гузеевой: как сложилась судьба Фрейндлих
