Ключевым сюжетом последнего месяца в ходе специальной военной операции стала битва за Мариуполь. Она господствует в медийном пространстве хотя бы потому, что дает эффектную картинку. Обгоревшие развалины полумиллионного города, пустынные улицы, окна без стёкол, люди, сидящие в подвалах — всё это выглядит очень впечатляюще, особенно для чувствительной западной публики, привыкшей жить в комфорте, сытости и безопасности.
Также на ура идут видео и фото из города Ирпень, на территории которого шли нескончаемые бои, город переходил из рук в руки, а также осаждённых Чернигова и Харькова, оказавшегося на линии фронта. Там тоже немало разрушений и пожарищ.
Позиция западной публики, подогреваемой этим визуальным рядом с соответствующими комментариями украинских медиа и собственных корреспондентов, понятна: в подобном ужасе виновата Россия.
Но так ли всё просто и однозначно?
Напомним предысторию событий. Мариуполь после 2014 года находился буквально в прифронтовой полосе, линия противостояния проходила в 10–15 километрах от города. Это, конечно, не так близко, как в Донецке или Горловке, которые и подвергались обстрелам все 8 лет. Тем не менее после 24 февраля было ясно, что Мариуполь находится более чем в уязвимом положении, что угроза его взятия или окружения вполне реальна.
Следовательно, необходимо было незамедлительно решать вопрос с эвакуацией населения. Напомним: в тех же ДНР и ЛНР вывозом людей в РФ занялись ещё за несколько дней до начала боевых действий. В Мариуполе же мэр Вадим Бойченко в своих ежедневных обращениях к населению после 24 февраля ни слова не говорил об эвакуации. А после, в начале марта, он сбежал из города, бросив жителей на произвол судьбы.
К эвакуации не призывали ни киевские власти, ни командование «Азова» или иных воинских частей в городе. Они, напротив, сделали ставку на превращение Мариуполя — почти полумиллионного города — в крепость на пути соединений ДНР и РФ. Вполне сознательно руководство ВСУ решило дать бой в городе, из которого не было вывезено мирное население. У командования имелся выбор: когда стало очевидным, что «котёл» замыкается и пути связи Мариуполя с остальной Украиной перерезаются, то можно было либо вывести войска на север, на контролируемую Киевом территорию, либо закрыться в городе (напомним, полным жителей) и обороняться.
ВСУ, видимо, с ведома высшего политического руководства, предпочли второе. Почему было так сделано — понятно. Украинское командование с самого начала избрало тактику крепостей — оно оставляет свои формирования в городах в тылу российских войск, заставляя последние перекидывать силы на их осаду. Так было в Чернигове, Сумах, Ахтырке, Конотопе, других городах Черниговской и Сумской областей.
Эта тактика имеет и другой аспект — пиаровский. Наступающая сторона неизбежно вынуждена заходить в города, а города, как известно, состоят из гражданских зданий, жилых, административных, промышленных.
Дома в таком случае объективно используются украинской стороной как защитные сооружения, как доты, дзоты и блиндажи. Это и понятно: в них сидят группы снайперов, гранатомётчиков, наводчиков, наблюдателей и так далее. Стрелять прицельно по ним невозможно, можно только работать «по площадям».
Отметим, что Женевская конвенция 1949 года о защите гражданского населения во время войны прямо не запрещает воевать в городе, штурмовать его. Она лишь предусматривает меры для предотвращения жертв среди мирных жителей. В этом смысле действия российских войск и ополчения ДНР полностью легитимны.
Бои в городе представляют собой целую военную науку, называемую по-английски urban warfare. И история последнего времени знает немало примеров её применения. Достаточно вспомнить взятие Фаллуджи во время войны США в Ираке. Да и многомиллионный Багдад не избежал уличных боёв. Сражения в городах были неотъемлемой частью войн во Вьетнаме, вторжения в Панаму, в Афганистан.
Вопрос заключается в другом: каковы целесообразность и моральная цена решения сделать заложниками военной фортуны почти 500 тысяч человек? В сдаче без боя мирного города нет ничего постыдного. Французы в 1940-м не защищали Париж, а объявили его открытым городом. Также поступили бельгийцы в том же году с Брюсселем, американцы в 1941 году с Манилой. Объявление города открытым — вполне себе легитимная практика, спасающая человеческие жизни, а имущество и инфраструктуру от разрушения.
Однако, как видим, Киев предпочёл не идти по этому пути. Он выбрал путь героической гибели, мощного пиара. С «Азовом» проводят прямые эфиры популярные ведущие, его командиры делают видеообращения из подвалов. Ну и, конечно, в информационной войне против России по максимуму обыгрываются кадры с руинами.
Запад ведь не интересует суть, тамошняя публика видит разрушенные дома и без сомнений заявляет, что «Россия — агрессор», для нее этих сообщений уже достаточно. О том, кто по-настоящему нарушает правила ведения боевых действий, кто не бережёт жизни мирных людей, там не задумываются. Впрочем, кое до кого начинает доходить осознание подлинной сути происходящего. Washington Post недавно опубликовала материал о том, что именно ВСУ размещают в мирных кварталах артиллерию.
Западный обыватель ведь не вдаётся в подробности, почему снаряды и ракеты прилетают в тот или иной дом. Для него важен сам факт обстрела. А то, что во дворе стоит установка ПВО, «Град» или миномётный расчёт, а в пустующей школе штаб теробороны, его не интересует, он об этом и не догадывается. В его картине мира русские обстреливают всё вокруг наобум, тратят десятки тысяч снарядов и бомб, чтобы разрушить всю инфраструктуру Украины.
Переломить отношение Запада к операции, в частности к ситуации в Мариуполе, вряд ли получится, как ни разъясняй. На любой аргумент будут отвечать: «А зачем вы вообще начали?» Думается, поэтому никто этим и не занимается, прекрасно понимая безнадежность задачи. Но хотя бы для самих себя мы должны понимать, почему возникла гуманитарная катастрофа.
Однако важнее то, что на самой Украине растёт понимание причин ситуации. В Сети уже в первые недели кампании появились характерные видео — эмоциональное обращение женщины из Николаева к своему губернатору, чтобы тот не ставил артиллерию возле её дома, и спор харьковчанок с военными, которые разместили орудие у детского сада. В обоих случаях жительницы проявили бытовую мудрость, понимая последствия, которые свалятся на их головы.
А вот власти упорно демонстрируют собственную неадекватность. В Николаеве, где 29 марта было поражено здание областной администрации (в которой находились военные), мэр Александр Сенкевич (не путать с губернатором Кимом) в прямом эфире ответил на просьбы убрать войска из жилых кварталов: «Мне нравится, когда некоторые девушки пишут: „Уберите арту из города!“. Давайте ещё уберём военных из города. Добро пожаловать, россияне. Заходите, дорогие». То есть ему абсолютно наплевать на чаяния своих избирателей, озабоченных собственной безопасностью.
Неудивительна и реакция самих мариупольцев на первопричины трагедии. Достаточно почитать в местных пабликах, что они пишут о мэре Бойченко, сбежавшем из города. О нём нет ни одного положительного отзыва, исключительно отрицательные оценки, причём, как правило, неприличные. И в вину ему ставят в первую очередь непроведение эвакуации, и уже во вторую то, что он предал своих земляков, укрывшись в безопасности. И всё чаще в обсуждениях мариупольцев встает вопрос: стоила ли того «героическая оборона»?